Джексон Илаяс в этот вечер выглядел не таким жизнерадостным и полным светлого оптимизма, как днём ранее - некий страх поселился в его тёмных глазах, и через каждые несколько минут писатель тревожно оглядывался вокруг, всматриваясь в тени, этим вечером ставшие единственными посетителями бара, если не считать самого Джексона. Антикварные часы, стоявшие в фойе отеля, пробили семь вечера - металлический перезвон гулко разнёсся по всему первому этажу здания, достигнув и бара; вместе с боем часов в него вошёл профессор Деверё, за ним последовали и остальные члены экспедиции с небольшими интервалами. Не хватало только мисс Монтгомери, но - когда все семеро уже сидели вокруг стола в глубине барного помещения, бармен, вместе с напитками - соком гуанабаны для Сэма, кисловато-сладким и освежающим; бокалом белого чилийского вина для Нейтана, стаканом воды со льдом для профессора Деверё и бокалом отменнейшего скотча для доктора Кревски - принёс и записку от Лилиан, переданную с портье, в которой говорилось, что девушка неважно себя чувствует после событий этого утра, и у неё разыгралась мигрень, поэтому она просит уважаемых джентльменов простить её отсутствие, она планирует лечь спать пораньше. Пока все собирались вокруг стола, подоспел и ужин для Питера - великолепный сочный стейк, как умеют жарить его только в Южной Америке, с гуакамоле и острой сальсой; дождавшись сбора всех участников утреннего похода в музей, темнокожий писатель выложил на стол свои «трофеи» - старинный манускрипт и золотой брус с вплавившимися в металл кусочками чьей-то кожи, расправил перед собой листки бумаги и начал отвечать на вопросы Синтиана и Питера, которые, впрочем, интересовали всех собравшихся:
- Как следует из записок покойной Тринидад, работавшей с текстом манускрипта, который являет собой дневник испанского дворянина по имени Гаспар Гийермо Альба де Марина де Суарес де Фигероа, одного из спутников Франсиско Писарро* и капитана отряда конкистадоров, ставившей своей целью «защищать проповедников Слова Божьего, внушавших любовь к Иисусу Христу среди дикарей и язычников Альтиплано», этот кусок драгоценного металла, - Джексон указал на золотой брус, покрытый странными значками, - напрямую связан с несколькими вещами: с пирамидой, увлекательную историю о которой мы слышали вчера от мистера Ларкина, которого вы, профессор Деверё, почему-то настойчиво именуете «кенийцем», хотя Огастес вроде бы упоминал о своей верности Британской Короне; с тем самым культом «карисири», который до сегодняшнего утра я считал просто преступной организацией фанатиков и безумцев, и не предполагал, что… кхм… хотя бы толика правды была в рассказах о якобы «чудовищах» и «вампирах»; а также с доном Луисом Херонимо Мария де Астуриано де Лопес де Мендоса, известного также под сокращённым именем «Луис де Мендоса».
Сделав драматическую паузу, Джексон поднял руки в защитном жесте, выставив их ладонями наружу:
- Не судите строго, господа, я пересказываю лишь то, что записано в дневнике Гаспара де Фигероа, и что было переведено и снабжено комментариями сеньориты Рисо. Убедиться в том, что я не привираю и не нагнетаю, можете сами, записки - на английском, дневник - на испанском (что для доктора Кревски не есть проблема). И я сам не имею понятия, идёт ли речь об однофамильце, или же о дальнем предке «нашего» де Мендосы, или же «наш» взял себе имя этого почтенного идальго, спутника Гаспара де Фигероа; или же… если хотя бы на мгновение предположить, что сверхъестественные истории, окружающие этот загадочный культ и этих таинственных «карисири», в основном - правда, то… вероятно, мы имеем дело не только с чудовищной анатомией этих существ и страсти высасывать все жиры из человеческих тел, но также и поразительной живучестью, граничащей с бессмертием или, по крайней мере, долголетием.
В общем, судите сами - я зачитаю вам записки Тринидад, в которых она обобщила разрозненные записи из дневника и выстроила их в хронологическом порядке событий почти четырёхсотлетней давности.
«… текст манускрипта - кастильский испанский. Автор - Гаспар Гийермо Альба де Марина де Суарес де Фигероа, именующий себя «Гаспар де Фигероа» (стр. 11, 17, 89, 112 и 173) или «Гаспар Фигероа» (стр. 54, 56, 98, 180 и 212). Дата последней записи - 23 апреля 1543 года.
Согласно тексту дневника, коим является манускрипт, вышеуказанный субъект входил в круг приближённых конкистадоров, прибывших в Перу вместе с Франсиско Писарро, и после убийства оного в 1541 году, собрав отряд из приближённых рыцарей, упомянутых и полными своими именами, и сокращёнными, отправился на промысел по добыче «языческого золота», прикрывая свою преступную деятельность «услугами по защите проповедников и миссионеров». Состав отряда:
Гаспар Фигероа
Эрнандо Руис
Диего Гарридо
Луис де Мендоса
Педро де ВеласкоПоследнюю свою вылазку за золотом, которое, как они надеялись, позволит им поскорее вернуться в Испанию и доживать свой век в роскоши и удовольствиях, они совершили на Альтиплано, в окрестности озера Титикака. Услышав слухи о древнем храме, сокровищницы которого до потолка были забиты золотом и драгоценностями, конкистадоры отправились на юго-запад от озера», - Джексон сделал перерыв и обвёл взглядом своих сотоварищей: - тут дальше указываются координаты, где расположены руины. Координаты! - после чего продолжил чтение: «В двух днях пути от Титикаки, посреди безлюдной гористой местности, они обнаружили странное - и определённо древнее - строение, не соответствовавшее ни единой из тех аборигенных культур, с артефактами которых завоеватели уже успели познакомиться к тому времени. Вокруг строения, напоминавшего подземную пирамиду, располагалась внешнаяя надстройка - своего рода «саркофаг» для культового сооружения; настройка также большей частью была под землей, и представляла собой лабиринт из полных ловушек темных коридоров. По всему периметру - абсолютно всему, буквально по каждому дюйму оного - «саркофаг» опоясывал странный «золотой брус, в пару дюймов толщиной, выполненный из чистого золота, покрытый на каждом своём дюйме протяжённости символами, ни один из которых не повторялся». Охваченные безудержной радостью в предчувствии несметных богатств, которых наверняка хранил в себе этот загадочный комплекс, конкистадоры отодрали примерно двухфутовую секцию этого бруса, разрубив мягкий металл своими клинками и выковыряв его из жёлоба в камне, в который этот опоясывающий брус был вбит.
Отряд решил заночевать там же, разбив лагерь в подземном комплексе, опасаясь нападения койотов или других разбойников; судя по всему, некая странная хворь одолела всех их них за время ночёвки. Гаспар пишет, что всю ночь он провёл снаружи, охраняя вход в подземный комплекс, а на утро застал своих четверых компаньонов бледными, с лихорадочным взглядом;выглядели они невероятно измождёнными, будто находились практически на грани жизни и смерти. Жалуясь на нестерпимый голод, спутники Фигероа напали на своего капитана; де Мендоса сбил его с ног и, разорвав камзол и рубашку на груди у Гаспара, присосался к ней, словно человекоподобная пиявка. Дикая боль пронзила тело предводителя конкистадоров, но, превозмогая её, Фигероа выхватил свой пистоль и выстрелил Луису в голову и таким образом вырвался из его крепких рук. Задержавшись лишь на мгновение - ради того, чтобы захватить с собой столько золота, сколько он мог унести (включая выломанный из стены золотой брус), Гаспар сбежал; рано или поздно он достиг Лимы, надеясь поскорее получить себе место на ближайшем корабле, отплывавшем в Испанию.
К сожалению, испытания последнего месяца, в течении которого он добирался до столицы Перу, и ранение, полученное от Луиса де Мендосы, которое не хотело никак заживать, истощили его организм и подорвали его здоровье. Фигероа описывает себя в последних записях дневника как «ходячий труп, в котором мало что осталось от живого» и «лишь убогая тень от того мужа крепкого телом и достойного духом, кем я был совсем недавно».
Последние страницы дневника, которые его автор озаглавил как «Последняя Исповедь раба Божьего Гаспара из Мериды», полны раскаяния за «грех алчности», который, как считал Фигероа, и стали причиной несчастья, постигшего его отряд. Они де осквернили священное место, пусть и священное для иных богов, и понесли за то достойную кару. Также он многократно повторяет о том, что если бы только Господь Всемогущий дал ему хотя бы один шанс всё исправить, Гаспар никогда бы не позволил его отряду вламываться в этот храм, забирать из него золото и драгоценности, а также нарушать его целостность, выдрав золотой обод строения.
Последние записи - скорее похожи на горячечный бред сумасшедшего. В них Гаспар упоминает, что постоянно слышит голоса своих друзей, вопящих от нечеловеческого голоса (включая голос де Мендосы), а во тьме ночи он постоянно слышит иной голос, древний и искушающий, обещающий ему вечную жизнь, если Гаспар вернётся в храм. Судя по всему, этот «голос» сообщил Фигероа инструкции касательно того, что должно быть сделано ради обретения бессмертия, но Гаспар был слишком слаб и испуган, чтобы последовать этим указаниям.
Постскриптум в дневнике принадлежит руке священника, совершавшего последний обряд над телом «раба Божьего Гаспара Гийермо Альба де Марина де Суарес де Фигероа», который написал, что Гаспар умер в день, когда записал свою Последнюю Исповедь, и что последними словами «умирающего безумца» было воззвание к любым богам, которые только способны были услышать его мольбу, простить ему его святотатсво».
Дочитав до конца, Илаяс положил в центр сторону записки сеньориты Рисо - на случай, если кто-либо из его собеседников решит удостовериться в том, что Джексон ничего не упустил и озвучил именно то, что было написано, и тяжело вздохнул, опасливо прикоснувшись к золотому брусу.