За профессором я следовала неохотно, болтаясь в хвосте нашей маленькой группы любителей древности. Даже обещанные в выставочных залах современные вентиляторы не помогали вдохнуть энтузиазм в мои мысли. Не то впечатлительной даме передалось беспокойство мистера Илаяса, не то я просто устала - покидать насиженное место не хотелось, как и слушать пространные речи сеньора Санчеса, влюблённого в каждый черепок, откопанный его коллегами. Обычно мне нравилось слушать о давно покинувших сей бренный мир цивилизациях и удивительных археологических находках, но только не сегодня. Я понимала: пока не увижу сеньориту Рисо целой и невредимой, смущённо приносящей извинения за задержку, смутная тревога не оставит мой разум в покое. Рассуждать в такой момент о мумиях и зловещих куклах? Воистину, только оторванный от реальности учёный способен на подобное!
Всё время, пока мы неторопливо спускались по лестнице и шествовали к музейной экспозиции, я вертела головой и прислушивалась, стараясь уловить голоса возвращающихся из хранилища мужчин и женский голос, объясняющий долгое отсутствие хозяйки. Однако время шло, профессор Санчес разглагольствовал, и никто кроме него не нарушал безмолвие музейных залов. Я едва обращала внимание на завязавшуюся между профессорами дискуссию. С моей дилетантской точки зрения инки были не намного глупее наших современников и точно так же имели право собирать коллекции из артефактов тех, кого они покорили и поглотили. Во всяком случае, меня нимало не удивлял тот факт, что артефакты из разных исторических эпох найдены в одной гробнице. Возможно, пирамида действительно была чьим-то складом. Пока не отыщем её - не узнаем. А без дневника конкистадора и помощи сеньориты Рисо - узнаем не так скоро, как хотелось бы... Да где же они?
Восклицание мистера Кревски заставило меня вздрогнуть и начать нервно озираться, чтобы понять, кого он имел в виду. Неужели кто-то следит за нами? И тут я увидела... Увидела то, что лучше бы мои глаза не видели никогда! Человек с окровавленным ртом, в чьём лице я не сразу распознала де Мендосу, взирал на нас с такой ненавистью, что я оцепенела. А спустя несколько секунд сделала то единственное, что могла сделать леди - завопила на высокой ноте, предупреждая всех в зоне поражения, что творится нечто из ряда вон выходящее.