Любезно ответив на приветствия наших героев, Немесио Санчес растерянно развёл руками в ответ на ответы Нейтана и Генри:
- Да, прохладительное и чай… Я непременно попрошу Тринидад принести нам и того, и другого, как только эта копуша вернётся из архива с манускриптом и артефактом, которые я хотел бы показать тебе, Джексон, о той самой пирамиде, о которой мы с тобой давече говорили. Что же касается экспозиции, мистер Симмерс, я охотно проведу вас в выставочные залы. Там сейчас немного народу; даже более того, уверен, что кроме смотрителей и гуманоидных экспонатов, вы вряд ли повстречаете в каком-либо из залов человеческое – или человекоподобное – существо, - улыбнулся своему каламбуру профессор. – За исключением разве что зала с выставкой золота инков, там кроме смотрителей, коих в том зале аж двое, в отличие от прочих, где обычно находится только один смотритель, присутствует также и полиция. Сами понимаете, золото – оно всегда и везде золото, и охочих до него можно найти везде и повсюду.
Посмотрев на зарисовки доктора Кревски, профессор Санчес улыбнулся:
- Узнаю эти вещи по описанию. Мистер Илаяс рассказывал мне о находках некоего пастуха в руинах неизвестной науке пирамиды, и это, судя по всему, они, не так ли? Думаю, что вы с вашим академическим образованием и без меня смогли бы рассказать немало об этих двух предметах, но если вы настаиваете…
- Молю тебя, Немесио, друг мой, не томи, чёрт с ними, с этими находками, потом о них поговорим! Поведай, пожалуйста, мне и моим спутникам, что такого важного ты смог нарыть на Ларкина и его секретаря? – мягко перебил профессора Джексон Илаяс. Немесио на мгновение растерялся, словно потеряв фокус беседы, но в конце концов ответил:
- Джексон, при всём уважении – ты неправильно истолковал мои слова во время нашего телефонного разговора вчера. Я не «рыл» ничего на мистера Ларкина и сеньора де Мендосу, и никогда не планировал это делать; в конце концов, это ты тут у нас всемирно известный писатель и исследователь тёмных дел и преступных организаций. Я – учёный, посвятивший свою жизнь изучению духовного и культурного наследия народов, обитавших на моей земле в прошлом, и чьи потомки обитают на ней ныне. И потому во всей той истории, которую ты мне поведал несколько недель назад, оказав честь своим доверием и откровенностью, для меня единственно важным блоком информации был и есть – информация о неисследованных руинах и возможных предметах искусства, ценных и для науки, и для моей нации. Не обижайся, amigoche, но я не силён во всех этих культах, сектах, мафии, якудзе и прочем, я даже не уверен, относится ли всё то, что я только что перечислил, к однородным понятиям. И даже если культ или преступная группировка карисири существует на территории моей страны (и я вовсе не исключаю такой возможности, памятуя, сколько криминальных элементов и объединений продолжает отравлять своим существованием репутацию как Перу, так и всего нашего региона в целом), я оставлю честь заниматься этим делом полиции… или же страстным любителям докопаться до истины, как ты, - примирительно улыбнулся Немесио Джексону. – Так вот, вчера утром, когда мы с тобой говорили по телефону, я не говорил тебе, что я нашёл что-то «по Ларкину и ле Мендосе», я сказал тебе, что у меня «крайне важные новости по экспедиции, которую готовит Ларкин и де Мендоса», а это, согласись, совершенно разные вещи. Но прежде, думаю, нужно ввести в курс дела твоих спутников и членов этой экспедиции, которым, насколько я понял из твоего звонка вечером, ты решил рассказать об истинной причине своего участия в этом предприятии. Где же эта несносная девчонка, где эта сеньорита Рисо?! Ну сколько можно копаться в этом хранилище, сказал же – быть готовой к приёму гостей в 10 утра! Ох уж мне эта молодёжь…
Так вот, о чём я говорил? Ах, да. О курсе дела. Дело в том, что в нашей стране, в отличие от других – более развитых в данном отношении – государств Латинской Америки нет законодательных регуляций, которые ограничивали бы перемещение достояний национальной культуры, искусства и истории через границу. Иными словами, любой, кто отыщет в какой-нибудь археологической зоне какие-либо предметы, которые могут представлять научную, культурную, историческую и антропологическую ценность, не говоря уже о ценности в денежном эквиваленте, имеют полное право заявить на эти предметы свои права, прошу прощения за тавтологию. И – после – вывезти их за пределы Перу, что, как вы понимаете, является неприемлемым в моём понимании ситуации; наша страна и так слишком много пострадала от неудачных законов и бездумных законодателей, и то, что кто угодно может грабить её культурные богатства, словно какой-нибудь huaquero… хм… по-английски это, кажется, «расхититель гробниц» - это несправедливо, неправильно и не должно иметь право на существование!
Профессор, очевидно, затронув болезненную для него тему, покрылся едва заметным на его смуглой коже румянцем.
- Что же до этого мистера Ларкина и его спутника, то я просто не понимаю, почему в участии в его экспедиции было отказано и мне, и ещё нескольким сотрудникам нашего Музея, каждый из которых, во-первых, является истинным профессионалом своего дела, во-вторых, имеет опыт проведения раскопок на территории Перу, и, в-третьих, не потребует расходов, связанных с проживанием, оплатой услуг и так далее. Я навёл осторожные справки и узнал, не посвящая в конкретику, что руководство Музея готово было бы выделить небольшой грант на оплату участия в подобном предприятии наших сотрудников, но есть одно «но». У нашего Музея есть устоявшаяся практика, которая заключается в том, что все найденные артефакты (при условии участия в экспедициях и исследованиях сотрудников Музея) подлежат детальному изучению и оценке нашими специалистами, и в случае, если они будут представлять историческую и культурную ценность – обязаны оставаться в Перу. Скажу даже больше – мы даже готовы были заняться тем, чтобы вытрясти из правительства средства на компенсацию за каждый такой артефакт; понятное дело, в рамках допустимого. И понятное дело, что этого «альтруиста» и «аматора-исследователя» подобные условия не устроили, что однозначно говорит о том, насколько для него важна именно научная составляющая вашего предприятия. Я дважды пытался поговорить с ним и обсудить возможности и опции, и дважды наталкивался на категоричный ответ в самом начале разговора, ещё даже до того, как смог было озвучить наши предложения. Что наводит меня на мысль о том, что мистер Ларкин – вовсе не «аматор-исследователь» и «любитель археологии и антропологии», а банальный грабитель могил и расхититель гробниц, которого интересует исключительно золото и драгоценности, которые можно найти в руинах. В пользу этого свидетельствует также и мой кратковременный опыт общения с его помощником, который в весьма нелицеприятной форме повелел мне «не совать свой паскудный нос туда, где его могут отсечь мачете», - да простит мне наша прекрасная собеседница резкие слова, я лишь цитирую сеньора де Меносу.
Всё хорошенько обдумав, я понял, что единственный выход не допустить разграбления этой археологической зоны было – найти её раньше Ларкина. И для этого я решил пройти весь тот путь, который предпринял он, исследуя архивы нашего Музея и Университета; в конце концов моей помощнице удалось обнаружить невероятные вещи – манускрипт, дневник одного из испанских завоевателей, который вместе со своими… кхм… «коллегами» обнаружил эту самую – судя по описанию – пирамиду в конце шестнадцатого века, и один из артефактов, которые они извлекли оттуда. Насколько мне известно, мистер Ларкин не имел доступа к этому манускрипту, и не совсем понимает, где точно располагается пирамида, он может только предполагать; в дневнике же точно указывается локация. Тринидад работала над переводом и анализом довольно сумбурных записей автора этого дневника, и как раз спустилась за оригиналом, а также за артефактом, в хранилище… хммм… почти час назад. Ума не приложу, почему так долго, взять из сейфа одну старинную книгу и один металлический штырь – неужели на это нужно столько времени?!