ОТЕЛЬ "МАУРИ"
Лима, Перу09:30
19 марта 1921 года, субботаРовно в назначенный час Джесон Илаяс, свежий, бодрый, улыбчивый и жизнерадостный, словно и не было вовсе сложного разговора между ним и нашими героями прошлым вечером, ждал в фойе отеля, неспешно прогуливаясь туда-сюда по мохнатым коврам, устилавшим помещение, и выпуская редкие кольца сизого дыма из своей неизменной трубки.
Когда те, кто пожелали присоединиться к писателю в его походе в Музей Археологии и Антропологии спустились, Джексон изящно поклонился своим спутникам и поприветствовал их:
- Доброго и яркого утра, первого в Лиме, если не ошибаюсь? Если не во всей Южной Америке. Что ж, прошу следовать за мной – мы пойдём с вами пешком, поскольку территория университета находится в сего нескольких cuadros* от сóкало; мы будем там через минут пятнадцать-двадцать неспешной прогулки среди красот колониальной архитектуры, - Илаяс ослепительно сверкнул белозубой улыбкой, которой, казалось, было вовсе наплевать на его явную зависимость от табакокурения, и, сделав приглашающий жест следовать за собой, вышел наружу.
* * *
МУЗЕЙ АРХЕОЛОГИИ И АНТРОПОЛОГИИ
Лима, Перу10:00
19 марта 1921 года Университет Сан-Маркос, названный в честь одного из четырёх святых евангелистов, был основан в 1551 году, что действительно делает его самым старым высшим учебным заведением во всём Новом Свете. Музей Археологии и Антропологии, построенный на территории университета в 1919 году, тем не менее, стал новым добавлением к грандиозной структуре университета, который, вместе со всеми своими подсобными помещениями, библиотеками, корпусами, студенческим кампусам, несколькими церквями и даже парой небольших парков, представлял собой город в городе, занимая определённую, пусть и не большую в процентном соотношении часть Лимы.
В музей – длинное двухэтажное каменное сооружение, фасад которого был отшпатлёван и выкрашен в тёмно-жёлтый цвет, можно было попасть, пройдя по тенистым аллеям Университетского Парка, самого крупного из двух зелёных насаждений в пределах стен, окружавших университетскую территорию. Экзотические пальмы и раскидистые тропические деревья – сéйба* с шипастыми стволами и покрытыми войлоком, напоминающим хлопок, плодами, бурсéра* с серебристыми стволами, уходящими высоко в небо, теобрóма* с её темно-зелёной густой кроной, и ещё множество других, необычных, никогда прежде не виданных нашим героям, настраивали на необычное настроение, напоминая, что американцы и британец ныне находились очень, очень далеко от своих родных домов. Не забывала об этом напоминать и влажная тропическая жара, которая, несмотря на десять часов утра, вполне напоминала собой содержимое кастрюли с рагу, стоявшим на медленном томлении на печи.
Проследовав за Джексоном Илаясом, который, казалось, абсолютно не замечал ни иссушающего зноя, ни высокой влажности, от которой уже спустя несколько минут всё тело покрывалось сеткой мелкого липкого горячего пота, наши герои вошли наконец в прохладный полумрак Музея Археологии и Антропологии. Поскольку была суббота, в его фойе не было ни души, кроме сладко дремавшего в углу низкорослого пузатенького охранника-кечуа, который, укрывшись позавчерашней газетой, нёс свой пост, сидя на невысоком стульчике возле бюро, на котором лежал открытый гроссбух, куда, очевидно, нужно было вносить имена и фамилии посетителей. Хмыкнув при виде такого пренебрежения своими обязанностями, Джексон обернулся к своим спутникам и, улыбнувшись, сказал:
- Нам на второй этаж, там располагаются кабинеты сотрудников. На первом этаже – крайне интересная экспозиция и пара зал-лекторий, а в подвале – хранилище всех тех сокровищ, которые не влезли в официальную экспозицию тут, - мужчина жестом указал на полумрак, царивший за входом в экспозиционный зал - огромное помещение с уймой колонн, столов, стендов и стеклянных коробов, как можно было судить, глядя в него из фойе.
Поднявшись на второй этаж и пройдя почти в конец длинного коридора, наши герои вошли в просторный кабинет, бóльшую часть которого занимал огромный массивный стол из тёмного дерева, весь заваленный бумагами, рукописями, картами, фотографиями, рисунками, чертежами, книгами, записками, баночками с чернилами, перьями, перочинными ножиками, карандашами, линейками, небольшим глобусом и огромной, невероятных размеров лупой. Казалось, всё это богатство исходит из недр самого стола, как лава вытекает из недр вулкана; в данном случае лава из книг и бумаг растеклась почти по всему кабинету, в котором едва можно было найти свободное место для чего бы то ни было ещё. За столом, спиной к широкому окну, выходящему в Университетский Парк, сидел мужчина лет тридцати пяти-сорока на вид, с правильными, красивыми чертами лица, практически без каких-либо фенотипических проявлений смешения кровей, смуглый от загара, темноволосый и кареглазый. Увидев вошедшего Илаяса и его спутников, он подскочил, нечаянно скинув со стола несколько книг, и, протянув руку Джексону, а после – и остальным вошедшим, затараторил на мелодичном перуанском испанском и очень хорошем в грамматическом отношении английском (с лёгким и мягким латиноамериканским акцентом):
- Илаяс, carnal, qué placer de verte de nuevo!* И вас, господа, я также неимоверно рад приветствовать – и у нас в стране, и у нас в Музее, и у меня в кабинете! Немéсио Санчес, профессор антропологии и лингвистики, к вашим услугам! Присаживайтесь, пожалуйста! – с этими словами профессор Санчес размашистыми движениями руки посметал книги и бумаги с нескольких куч, которые оказались заваленными этими самыми книгами и бумагами стульями. – Тринидад, моя помощница, спустилась в подвальный архив за некоторыми важными документами, а так бы предложил вам кофе… чай… или что… там… вы пьёте в это время суток… орчáта?* Может, холодной орчаты – жара ведь на улице? Как только эта копуша, сеньорита Рúсо, вернётся, сразу же пошлю её за кувшином холодной орчаты.