Профессор слушал долгую тираду Хьюза — или, как он предпочитал сейчас себя называть, "Джексона Илаяса" — в смешанных чувствах. С одной стороны, ему, конечно, очень претил неприкрытый расизм чернокожего, не могущего удержаться от всех этих выпадов в сторону белых людей и колониализма. Также неприятных, хоть и ожидаемым, было то, как Хьюз набросился на своего покровителя и его секретаря с фантастическими и нелепыми обвинениями, едва те вышли за дверь. С другой — и этого нельзя было непризнать! — этот blacky что-то да понимает в этнографии и антропологии.
Так что же это такое? С чем профессор имел дело сейчас? Откуда Хьюз знает все, что он знает? Почему у него так хорошо получается сойти за образованного человека?
Хм-м, уж точно у него не может быть университетского образования! Даже в Европе они, должно быть, не настолько либеральны, чтобы пускать в дома учености чернокожих!
Что остаётся тогда? Самообразование? Вряд ли. Черный человек не способен воспитать и обучить себя сам — он не обладает дисциплиной и должным душевным складом для этого.
Может быть, какой-то праздный богач взял Хьюза к себе, когда тот был ребенком, и позаботился о его воспитании? Они учили карликов играть в шахматы в старые времена, и они учат обезьян и макак выделывать трюки до сих пор. Возможно, здесь тоже имело место нечто подобное. Но в такую версию Деверё тоже как-то слабо верилось.
Одним словом, в какую сторону не гляди, Хьюз, этот blacky, был для профессора загадкой. Загадки должны быть отгаданы, впрочем. Этот простой девиз, так или иначе, был фундаментом, на котором стояло здание западной науки — Синтиан будет мудр следовать ему и сейчас.
В любом случае, в одном и в одном только профессор был сейчас уверен. Хьюз не может быть Джексоном Илаясом, знаменитым писателем-этнографом. Эта его ложь была шита белыми нитками. Книги Илаяса были изданы в Нью-Йорке, если Синтиана не подводила память. Да, точно. Prospero Publishing — так называлось издательство. Небо было голубым и иногда серым. Вода — мокрой. Ни одно уважающее себя американское издательство, тем более ни одно издательство, публикующая научную и научно-популярную литературу, никогда бы ни унизило себя тем, чтобы публиковать книгу чернокожего. Значит, Илаяс-писатель никак не мог быть чернокожим. Значит, он никак не мог быть Илаясом-лжецом, который сидел сейчас перед профессором.
— Пара вопросов, если вы не возражаете, мистер... ах-ха... Илаяс. Всё же после всего, что вы нам сказали, нельзя ожидать, что их у нас не будет, ведь так? Прежде всего... Возможно, я в чём-то наивен, но почему, если вы подозреваете господина де Мендосу в преступном прошлом и преступных же намерениях и числите молодого мистера Ларкина в его подельниках, вы с профессором Санчесом до сих пор не обратились в полицию?