Ирма провожала ее, словно в последний путь, да и сама Деянира чувствовала, что отмеренная ей нить жизни подходит к концу, и Пряха уже щелкает ножницами, готовясь одним привычным движением ее перерезать. Но это ничего не меняло: она выбрала свой путь, и пройдет по нему до того конца, который предназначен ее судьбой.
А в том, что сейчас решают не люди и не воинское мастерство, сомневаться не приходилось. В молчании застыла охочая до зрелищ толпа и не слышно было привычного гомона, и только Возлюбленная Богами госпожа Виссанти могла позволить себе двигаться и говорить. Только равнодушный ко всему огонь факелов плясал, извивался под порывами все крепнущего ветра.
В иной день и час Деянира склонилась бы почтительно перед той, кому благоволят Боги, но сегодня она была смертницей, а тем, кто близок к тому, чтобы разорвать круг бытия, позволено многое. Амазонка смотрела на белоризную фигуру прямым и открытым взором, позволяя шаловливому, беспокойному ветру трепать темные волосы. Вплетенная в них алая, словно кровь, роза так и норовила вырваться, взлететь свободной к небесам, но нити держали крепко. Цветок обретет свободу или будучи возложенным на грудь проигравшей, или же вместе с жизнью хозяйки.
Слетают с уст Первосвященницы слова, оседая в сердце Куницы как зерна в земле. Но сама женщина давно перевела взгляд на затянутое клубящимися тучами небо, готовое вскоре разродиться бурным дождем. Дождь... Он кажется таким одинаковым, но сколь многое скрыто за ним! Разве поймет соплеменница Куницы недовольство горожан ливнем? Разве осознает столичный уроженец ту цену небесных капель, что видит пустынник? Никогда.
Стояли над ареной темные тучи, а Деянира помнила дождь там, в песках. Дождь не лесной, неродной, но такой желанный и долгожданный. Все, забыв о войне и тяготах, ловили ртом тяжелые капли, отплясывали счастливо, обнявшись... Такого искреннего, ничем не замутненного веселья она никогда не видела. И никогда уже не увидит впредь. Тот ливень, что непременно изольется, оплачет ее.
Оплачет... Как звенья одной цепи, мысли о дожде потянули за собой иные воспоминания. А оплакал бы ее Абдула, если был бы жив? Да, наверное, но об этом бы никто не узнал. И ради него, ради тех слов, что не смогли сказать его уста, она стоит здесь. Если это не цель – то что тогда?
Но вот садится Виссанти – проходит время слов и настает время крови. Деянира, положив свободную руку на сердце, кланяется своей противнице: той, кого зовут Аквитанской Принцессой, ту, которую кличут Непобедимой. Хрипловатый голос амазонки напоминает надтреснутый колокольчик:
- Для меня честь биться с тобой. И пусть боги улыбнуться тому, кто заслуживает.
Следующий поклон, опустившись на одно колено – госпоже Лиенто. Голова склонена и словно просит благословения. Женщина словно порывается что-то сказать, почти поднимает несколько раз голову, но снова роняет ее. Не найдя подходящих слов, она, тяжело опершись на алебарду, поднимается, бросив на Первосвященницу исполненный тоски взгляд. Вместо выспренних речей, вместо молитв и воинских кличей в голову лезут слова простой и незамысловатой трактирной песенки. Их Деянира и произносит, смотря в пустоту где-то над правым плечом соперницы:
Бросьте кости на грязный стол,
Залитый дешёвым вином,
Ведь если повезёт мне в этой игре —
Повезёт и во всём остальном.