На сей раз к бою Деянира готовилась в одиночестве. Если за подготовку, конечно, можно принять тупое глядение в стену, на которой, казалось, изучена каждая трещинка, каждая щербинка. Сегодня не было ни слов, ни обещаний, ни советов – только молчание и гулкая пустота. И, что самое паршивое, это был ее осознанный выбор.
Она сама поругалась с подругой и выгнала ее из подземелий под ареной: дай лес, обидевшаяся подруга в случае ее смерти не пойдет мстить. Она сама решила продолжать эту кровавую страду, хотя шансов уцелеть было все меньше. То, что не сделал клинок коршуна, не закончило копье наемника, сегодня наверняка доделает кто-то другой. Может с гневом, может бесстрастно перешагнет через тело – так ли это будет важно для нее? Боги третьего шанса не дают, а она вновь решила испытать их терпение.
Ирма задавалась вопросом: «почему?», и не получила ответа. Куница и сама не до конца его знала: просто было в душе что-то такое, что мешало смиренно признать поражение и оставить этот залитый кровью песок проигравшей, но живой. Уйти побежденной и опозоренной – как минимум, в собственных глазах. Как она после этого сможет жить? Чему сможет научить ту, кого подарит Богиня? Бежать, поджав хвост? Сдаться? Продемонстрировать всему миру, что лесные девы имеют сердце зайца?
Нет. Тысячу раз нет. Лучше она умрет в безвестности, став еще одной жертвой арены – мертвые сраму не имут. Но зато если к ней проявят благосклонность: боги, удача, случай – не важно; то она оправдается. Не перед ними - на зрителей ей плевать. Не перед Ирмой – она все равно не поймет. Перед той, кого она видит в зеркале.
Вой толпы слышен даже сквозь толстые стены – а значит, еще один бедняга расстался с жизнью. А еще это означает, что скоро ее выход. Что же, она готова остался только последний штрих – цветок для этого боя. И Деянира знала, каким он будет: терпкая скорбь полыни наполнит ароматом ее легкие, когда… Пускай эти серебряные листья будут ей памятью о том, что могло бы случиться, да не вышло.
…Снова под ногами ставший уже привычным песок, так напоминающий о прошлом. Только вместо буйного, шумного ветра – пришедший поглазеть на чужую смерть народ и его глашатай, в чьих речах смысла не больше, чем в шорохе листвы. Только Жрицы нет – на сей раз за теми, кто скоро будет мертв, пришел понаблюдать сам Хан. Куница сдержанно поклонилась владыке, отсалютовала толпе алебардой, даже улыбнулась – только губы были плотно сжаты.
Перед ней – два славных мужа, уже обагрившие свои клинки победами. Высокий как сосна паладин, отринувший ради чего-то свои обеты. Гибкий как терн аквитанский охотник, за которым взмахи алебарды не будут успевать. А на ее стороне – толи как знак свыше, толи как насмешка, стоит Смерть. Вернее один из ее слуг, создание, противное природе и всему циклу перерождения. Сегодня он пришел не за ней, но не по ее и душу он послан?
У нее ничего не осталось. Только бой и кровь. Только пот и смерть. Только горький, терпкий аромат двух стебельков полыни, вплетенных у висков: память и скорбь.
Кивнул ей враг, кивнул ей нежелательный союзник. В этом бое, как и в предыдущих, не будет ненависти. Вот только это не греет сердце. Лес Вечный, как же тяжело! Но надо. Амазонка кивает мужчинам всем одинаково, стараясь не выказывать презрения:
- Бальтазар. Катон. Мичио, - кажется, голос сорвался на хрип, - Пускай хоть кому-то из нас повезет, и он выпьет за остальных. И не отдаст тела на съедение псам.
На шаг впереди на первый ход Катона, да.