Скупое движение рук, пол-шага влево. Серебряная рыбка глухо ударяется о дерево и падает, безжизненная, на песок. По лбу амазонки струятся большие капли пота, волосы медленно становятся липкими. «Яйца корнегрыза, у меня второй раз в жизни так получилось!»: радостные мысли взлетают весенней птицей, но лоб бороздит глубокая морщина, смыкаются в тонкую нить губы.
Амазонка знает, что за этим последует. Стрела ли из-за холма, кинжал ли перед атакой – кочевник сейчас рванется вперед со скоростью самума и напористостью верблюда. Свою подлянку он уже использовал, свой пируэт в их танце сделал. И засвистят, запоют свою песнь клинки, вызывая в памяти одетых в черные бурнусы коршунов пустыни и маленький оазис, где их отряд держал оборону, дикими матами отвечая на гортанные крики нападающих.
Пустынники хороши только в первом порыве – они быстро выдыхаются, не любят затяжных боев. А как парировать два клинка, она знает. Принимаешь первый меж топорищем и шипом, полупроворачиваешь с одновременным шагом в сторону. Вырвет клинок из руки – хорошо. Нет – тоже не страшно. Сбоку удар окованной железом пяткой алебарды под коленную чашечку или, если повезет, в промежность, и противнику будет вообще ни до чего.
Так что она знает, что делать. «Береженного бог бережет, а не береженного – конвой стережет», как любил шутковать их десятник Микаил. Жалко только, он сам однажды об этом позабыл, украв у селянки гуся для удовлетворения своих противоестественных потребностей. И конечно, когда его товарищи отловили, он вакансию десятника быстро освободил – и насовсем, ибо что может быть противней, чем жрать в одиночестве, когда у приятелей животы от голода сводит!
Руки скользят по древку, перехватывая алебарду поближе к пятке. Пускай кто-то скажет – дисбаланс, замедление реакции – бред. Так проще ловить атаку и переходить в ответное наступление. Стоит чуть расслабить руки, и можно браться привычным хватом. А там все по заповедям старшóго: «Делай раз! Делай два! Верхний! Нижний! Я научу вас, гамадрилы гемморойные, как строем ходить и бить все вдруг!».
Куница бросила быстрый взгляд на Первосвященницу и прикусила выбившуюся-таки из прически прядь: «Боги Леса! Боги Империи! Не оставьте меня! Дайте мне закончить этот танец так, чтобы первой расписалась кровью на песке не я!».
Но свои дальнейшие мысли Деянира не доверила бы даже Богам – ни к чему им покидать голову. Иначе, кто знает кумысника – вдруг он и мысли читать может, лежать ей, исполосованной кровавыми поцелуями сабель, что так жестоко будут ласкать ее плоть.
«Ну давай, старина, я вся готова к обороне и контратаке. Дважды я твой кинжал не отобью – и ослабну от ран и яда. Поверь мне, парень, поверь моему телу и глазам. Потянись к поясу, соверши хоть какое подобное движение. И я тогда пойду тебя пластать со всех сторон. Ты еще на знаешь, дружище, как быстро может пархать «Крошка Сью». А я тебя и шипом, и древком, и пяточкой приложу – и песок с «таким близким небом» для тебя сольются воедино. А вместо солнца – буду я.
Давай, родной. Не томи. Швыряй.