Час истины настал. И в сумерках богов жестокосердных.
Хрипя, ревя и к воинам взывая, раздался рог судьбы.
Вняла ему Электра, свирепых амазонок дочь.
И вот она, отбросивши сомнения,
Готова перед судьями предстать.
А судьи те – толпа, что и без имени, без лика,
И ликованьем предвкушенья преисполнена она.
Уж поднято копье, уж алчет вражьей крови оно испить…
Но тот ли враг, что перед амазонкой меч свой обнажил?
Отнюдь! То сами небеса, дом для ревнивых олимпийцев,
Что выше облаков раскинул свой божественный чертог.
Смеется громогласно над Элладой, которая снесла все беды.
Отыщется ль герой? Иль будут вечно смертные разменной
Монетой в спорах высших сил. Неужто до скончанья века
Лесным просторам, горам и морям слыть варварской страной?
Лишь потому, что чей-то неразумный взгляд не видит истины?
Ведь ходят средь людей и боги, и дриады.
Кентавры, минотавры, люди-львы. И даже есть живые
Оливы. И слуги их, кто жертвы им приносит в подношенье.
Поэзия, искусство и науки – лишь пыль для тех, кому ценнее кровь.
Им мудрость недоступна вековая, произрастающая из самой земли.
Но все они сошлись на поле брани, ведь очень уж награда велика.
Возвыситься над всеми, узорам бросить вызов тем,
Что мойры – норны, как сказал бы северянин – сплели уж.
Не бывать тому! Чтоб без вести пропало все ученье.
И опыт ратных дел, наставницы уроки. Пропали всуе.
Спокоен взор, улыбка на устах. Спокойна амазонка, ведь она,
Подобная биреме на волнах, уверено вступает в бой.
Крепко ее копье, крепка рука, что то копье сжимает.
Сверкают деньги, враз господ сменяя. Дирхемы, драхмы, иены,
Динарии, конечно же, в ходу. Сребро и золото возвысится горами,
Воспев того, кто победит. А кто падет – утащит за собою,
А равно - должников, которыми пренебрегла Фортуна.
И вот она, великая та тайна всех боев: увидишь ли ты новые рассветы?
Родных лесов ли ощутишь прохладу?
Или падешь, забытый и забвенный, и переправщику отдашь монеты за труды?
Чтобы остаток дней своих бродить в печальных землях, переживая горести земные?
Не будет там ни музыки, ни песен. Не будет ни охоты, ни пиров.
Лишь скорбь.
Один падет. Другому ж суждено
Сражаться дальше. Судьба ли такова? Или, быть может, выбор?
Падет ли хлад, что дует с Севера, уступит ли лесам, с их теплым бризом моря?
Или укутает, укроет белизной своих одежд
Деревья?
Их листве зеленые наряды много ближе. Однако ж, так бывает,
Что в белый и зеленый красит цвет багрянец, бьющий из груди.
Уж близится удар! Еще одна победа!
Чья?