Осень 2018-го
Хмурое питерское утро встречает меня моросящим дождём. Плотнее кутаюсь в плащ, вздёрнув воротник повыше, и продолжаю двигаться к цели. В эти часы прохожих практически не встречается. Я специально выполняю бóльшую часть заказов перед рассветом, в часы самого сладкого сна — так меньше свидетелей. Только безмолвный серый город.
Мои шаги гулко раздаются по мостовой, отчеканивая о гранит импровизированный ритм. В последнее время у меня появилась странная привычка подбирать под собственные шаги какую-нибудь мелодию и двигаться под такой перестук. Помогает отвлечься.
Я иду у самой кромки воды, и со стороны кажется, что это какой-нибудь турист, прибывший ранним поездом и от нечего делать коротающий время перед заселением в гостиницу. Ветрено. Кейс в моей руке покачивается от порывов, задувающих с канала, заставляя лишь крепче сжимать ручку. Осталось перемахнуть через мост и свернуть в переулок. Уже близко.
Оставляю по левую руку позади храм Пантелеймона-целителя. После каждой успешно выполненной миссии мне хреново, но я никогда не посещал ни этой церкви, ни какой-то другой. Потому что она врачует душу лучше любого святоши, хоть у неё и нет нимба над головой.
Осталась пара сотен метров до подъезда. Потом один лестничный пролёт, второй, третий… Всего шесть. Знакомая дверь на последнем этаже и поворачивающийся в скважине ключ. Как можно тише, чтобы не разбудить.
Сейчас около шести, и она, конечно, уже дома. Окутанный в полумрак лофт сонно вздыхает в унисон хозяйке. Слышно только тиканье настенных часов над диваном у барной стойки да мерное гуденье холодильника. Она специально выбирала самую тихую модель, чтобы ничто не мешало ей «слушать звёзды». Бесшумно сгружаю винтовку у порога, и скинув ботинки, сворачичаю за угол.
В спальне — томная нега. Даже во сне она не перестаёт купаться в своей родной стихии. Вот и сейчас, аккуратно садясь на край кровати — очень низкой, почти у самого пола — я не могу удержаться от того, чтобы не убрать с лица прядь и не рассмотреть её спящую. Она вздыхает, разлепляя отяжелевшие от дрёмы веки.
— Доброе утро, мелкая, — тихо говорю я.
— Угу…
Она улыбается, пригласительно откидывая край одеяла.
— Нет, — я качаю головой. — Мне нужно в душ: испачкался Кровью.
Она сонно вздыхает и, перекатившись на бок, подползает ко мне.
— А мне нравится…
И я не знаю, что возразить, когда она по кошачьи-мягко обвивает руками и утыкается носом в бедро. Ей противно любое посягательство на жизнь и насилие, но она удивительно толерантна к тому, что я делаю.
***
— Ты пахнешь Кровью и Смертью… — говорит она, не открывая глаз.
— Да, детка.
Мы лежим обнявшись, согревая друг друга, так тесно, что я чувствую, как её дыхание щекочет волоски на груди. Мои пальцы непроизвольно гладят её по голове, закопавшись в смоляные волны.
— Это был плохой человек?
Кончик её ногтя начинает выводить на моём животе хаотичные узоры. Она каждый раз спрашивает, всегда хочет знать — а я честно отвечаю. Потому что не беру «хороших» заказов, таково моё кредо.
— Насколько плохим может быть богатенький хрен, откупившийся от суда.
Она довольно улыбается и вдруг забирается на меня сверху, огонёк азарта загорается в её глазах.
— Завтра весь инет будет пестрить новостями о неуловимом мстителе. Мой брат — Бэтмен! Нет, круче!
— Кажется, кое-кто хотел спать, — с хитрым прищуром замечаю я.
Больше для порядка. В глубине души мне приятно это искреннее восхищение.
— А я передумала! — дразнится она, садясь на мне верхом. — И тебе нечего!
— Да-а? Тогда у меня есть отличная идея, куда применить твою энергию!
Я вскакиваю, сгребая её в охапку. Она пищит, захлёбываясь игровым азартом. Наша безобидная возня продолжается некоторое время. Я, конечно, поддаюсь, прежде чем мягко повалить её на спину и обезоружить поцелуем. Впервые я попробовал вкус этих губ в 16, и с тех пор понял: каких-то других мне не нужно.