Хляби небесные разверзлись над Луизианой. Не иначе, Г-дь устал смотреть на безобразие, творящееся в отдалённом южном штате, и собирается решить проблему старым проверенным способом. Стоит Эйдану покинуть уютный салон шевроле, как на него обрушивается монолитная стена воды. Вода пронизывает насквозь, хлещет по телу упругими струями, скользким ужом пробирается в ботинки, превращая их в маленькие филиалы болота. За бортом около семидесяти градусов, однако ветер превращает их во все шестьдесят. Деревья на прямом, как стрела, участке дороги непривычно высокие. Толпятся поодаль от асфальтового полотна, метрах в пяти-семи. Ноги путаются в траве, которую давно пора скосить. Пахнет озоном и сырой землёй. Лёгкие наполняет неожиданно чистый воздух, промытый до скрипа, насыщенный водяной взвесью. На мили вокруг нет ни единого человеческого жилища. Редкие автомобили ощупью пробираются сквозь ливень, движение заметно замедлилось, как ток крови в теле умирающего. Редкий водитель отважится продолжать путь в подобных погодных условиях. Проще переждать в придорожной забегаловке: такие дожди редо бывают длинными.
Лишь те, кому больше всех надо, упрямо рвутся вперёд.
Эйдан внезапно понимает, что ему не стоило приезжать сюда. Не стоило брать с собой её. Причём "её", как он осознаёт мгновением позже, относится в равной степени как к Эшли, так и к Эмили, которую он всегда везёт с собой. Единственным верным действием будет сесть за руль, при первой попавшейся возможности переместиться на соседнюю трассу, ведущую на север - и рвать когти домой, в Вашингтон. Единственный манёвр, который он обязан предпринять, чтобы спасти себя - и её.
Ещё через пару ударов сердца он понимает, что эти мысли - не его. Не могут быть его. Пришли откуда-то извне, чтобы прочно обосноваться в сознании. Стать его.
Щёлкает за спиной дверной замок, обрывая наваждение.
- Эйдан! - долетает сквозь шум воды.
Она бесстрашно выскакивает под водопад, прикрываясь чёрно-белым пальто с узором "гусиная лапка". Брюки мгновенно пропитываются влагой, как и аккуратные остроносые туфельки из чёрной замши на плоской подошве. Запинаясь о траву, Эшли бредёт сквозь дождь, лицо белеет в полумраке маской испуга. Наверняка проснулась от ворвавшегося в машину ветра, обнаружила вместо напарника приоткрытую дверь, пришла в панику...
- Ты в порядке? - очередной ворох идиотских вопросов. - Что-то случилось? Двигатель заглох?
Напарник здесь, живой и на первый взгляд целый. Теперь она ищет какую-либо логичную причину внезапной остановки. Простую адекватную причину, почему нужно было выскакивать в такой ливень без зонта (который, правда, отсрочил бы неизбежное всего на несколько секунд). Люди ведь специально возводят убежища, чтобы отгородиться от своенравной стихии - так почему он ими не пользуется?..
- Давай вернёмся в машину, пожалуйста...
Её левая кисть неловко замирает в воздухе на полпути между капюшоном пальто, который придерживала, и плечом Эйдана. Во взгляде переплетаются мольба, тревога - и неожиданно чувство вины. Она совершенно не похожа на агента Данн сейчас. Агент Данн крикнула бы, не выходя из салона, чтобы Нэш немедленно прекращал свои глупости (ну не глупость ли - курить под тропическим ливнем?) и возвращался обратно. Агент Данн никогда не нарушила бы личные границы с другим сотрудником. Агент Данн не попрала бы собственное решение называть напарника исключительно официально. Эшли стоит рядом, тёплая, живая, подрагивающая на ветру. Забывшая о данном обете молчания.
И она тоже чего-то боится.