Эйдан не принимает схватку, отделываясь очередной шуточкой. На щеках Эшли проступают красные пятна. Она искренне ненавидит, когда над ней смеются - а ещё больше она ненавидит, когда её игнорируют либо отвечают невпопад. Но виновник не собирается вступать в перепалку, тем самым не давая девушке стравить пар. Вместо этого выдаёт порцию коротких жизненных наставлений и сбегает, отгораживаясь от коллеги тонкой гостиничной дверью. В спину летит холодное: "Я сама решу, как мне относиться к жизни!".
Что ещё она могла сказать?
Номер небольшой: комната, большую часть которой занимает двуспальная кровать, застеленная покрывалом цвета засохшей крови. Одна стена также выкрашена красным. Напротив двери - окно, завешанное бордовыми шторами. Напротив кровати вдоль стены выстроились столик с зеркалом и тумбочка с телевизором. Графитово-чёрный его выпуклый глаз уставился на Эйдана, будто наблюдая. Остальной интерьер выдержан в белых и коричневых оттенках. Мотель относительно новый, однако в разных углах уже проступают пигментные пятна старости: в отошедшей от стены обоине, следах чего-то жирного на покрывале, вытертой дорожке ковра, потемневших плиточных швах в ванной комнате, известковом налёте на стекле душевой кабины. Однако к чистоте номера не придраться, а на кромке раковины обнаруживается одноразовый туалетный набор, включающий даже бритвенный станок.
Замок соседнего номера щёлкает не сразу. Проявив немного фантазии, можно представить, как Эшли одиноко стоит в коридоре, вытянувшись струной, сжав кулаки. Задыхается от не нашедшего выход гнева. Буравит обиженным взором дверь с цифрами 1,0,7. Может, подбирает колкие фразы, которым не суждено достигнуть ушей собеседника - во всяком случае, сегодня. Может, обдумывает стратегию отмщения за "милую". Эта дева производит впечатление человека, который никогда ничего не забывает - более того, ведёт специальный блокнотик, дабы точно ничего не забыть. Затем уходит к себе, понимая, что дальнейший диалог исключён.
Примерно когда Нэш приканчивает свой бургер, соседняя дверь вновь открывается, по коридору удаляются шаги. Когда Эшли вернулась, он не слышал.
***
April 6, 1994
07-30 а.m.
Knoxville, Tennessee
Жизнерадостное утреннее солнце по-шпионски пробирается сквозь широкую щель в шторах, чтобы придать безликому гостиничному номеру толику домашнего уюта. Электронные часы на прикроватной тумбочке показывают половину восьмого. Однако просыпается Нэш не от будильника: он его не включал. Кто-то стучит в дверь, сначала робко, затем всё более настойчиво. Подгоняемый пониманием, что утренний гость так просто не отвяжется, Эйдан выползает из-под одеяла.
На пороге обнаруживается Эшли. Она уже полностью оделась, сменив свитер на белую рубашку и прямой синий жакет. Модные объёмные плечи придают невысокой девушке слегка комичный вид. Однако ещё более странным кажется выражение её лица. Приходится присмотреться, чтобы понять, что не так: агент Данн в смятении. Её выдают направленный в сторону взгляд, старательно отводимый подальше, и наспех уложенные волосы, резко контрастирующие небрежностью с выглаженной рубашкой. Где она ухитрилась найти в мотеле утюг в семь утра, остаётся загадкой. Такой же контраст представляет утренняя Эшли в сравнении с вечерней фурией.
- Доброе утро, - начинает она, осекается, вздыхает. - Эйдан, прости... Вчера вечером я... вела себя некрасиво.
Впору вскинуть бровь и удивлённо присвистнуть: все в отделе знают, что мисс Данн никогда не идёт на примирение первой, даже когда не права. Потому что всегда права и знает это.
- Пойдём завтракать?
Она неуверенно смотрит на мужчину. Вчерашнее напряжение никуда не делось: наоборот, усилилось, если такое возможно. Будто она опасается, что её бросят здесь, на полпути между Вашингтоном и Луизианой, и поэтому подскочила спозаранку: караулить возможный отъезд Эйдана.