— Сука… — выдавил Кори примерно через пару столетий.
Школьник облизал губы, чувствуя, что они высохли как Сонора после лютой качалки. Подрагивающая рука выдернула из прищепок платинового няшку-уебашку Рикки Лиру.
— И ты здесь… — Кори качал головой и не мог прекратить думать вслух. — Все говорили, ты рипнулся после той валентинки… мы даже ходили к тебе на могилу, мы…
Он кое-как справился с захлёстывающими его эмоциями и закончил мысль без дубляжа. Знающие люди в школе считали, что гвозь в крышку социально-зависимого сплетника Рикки вбила Николь, когда по звёздам вычислила, что это Рикки сдал её Цезию в декабре — и, недолго думая, устроила грандиозный срач аккурат на День Святого Валентина. Но оказалось, что и Рикки Лира висел здесь. Среди остальных.
Кори бросил Рикки на оргстекло. Чтобы добраться до начала шизоидной выставки, ему пришлось обогнуть аналоговый цветоанализатор «Секоник» на разлапистой подставке. Эдакий пульт-переросток с небольшим окошком для цифр. Привет от первых шагов японской электротехнической промышленности. Рядом возвышался фотоувеличитель с веером линз вокруг погашенной круглой лампы. Кори не видел таких даже среди рухляди на ритейлах — видимо, своим хобби мистер Картер обзавёлся весьма давно.
С глухо подсвеченной стены опять смотрела Лоретта. Лоретта, Лоретта… из тех (редких) девочек, которым комфортно с собственным весом. На подколы она отвечала с издевательской надменностью, первой начала курить, первой же закончила, но на поверку в ней скрывался милейший человек. Она могла бы стать отличной учительницей, но стала… куском глянцевой бумаги.
Грин не стал снимать её. На это ему не хватило душевных сил. Он просто прошёл мимо, поднявшись к высоченному зеркалу. И… заглянул в глубину.