Похожий на склизкую плеть язык, змеясь, скользил между чуть изогнутых клыков, бесстыже прижимаясь к ним, собирая своим телом остывающую кровь и уволакивая ее в сторону пищевода, чтобы вскоре вернуться за добавкой. Всего на мгновение Ознобу показалось, что кровь Дыма хоть немного согреет его. Но конечно, это было не так. Предательская неконтролируемая мелкая дрожь продолжала кончиком острого когтя щекотать его под шкурой. Та самая дрожь, которой он был обязан своей кличкой.
Когда ты все время трясешься, сложно выглядеть сильным, сложно выглядеть смелым. Да и быть ими тоже сложно. Мысль о том, что другие, должно быть, считают его слабаком, выродком, балластом, навязчивая, как и всякий непрошенный гость, точила его изнутри ничуть не хуже чем нехватка пищи и холодные лезвия вездесущих сквозняков. Значило ли это, что он попытается переломить это впечатление, проявить инициативу, взять первенство на себя? Вот, уж нет. Пусть кто-то другой изображает из себя альфу. Тот, кому не приходится тратить каждую каплю сил на то, чтобы просто выживать в этом остывающем мире. Тот, кому не кажется, что с него ободрали кожу и снег сыплется прямо на оголенные нервы, каждый раз, когда он просто выходит из пещеры. И тот, кого этот холод не отрезвляет так же как его.
Прижав к затылку «оперение» из длинных чешуек, Озноб, несмотря на зов крови, и не сдвинулся с места, лишь сжавшись на каменном полу, словно изготовившаяся к прыжку змея. Он экономил крохи тепла и запас оставшихся сил, которые еще пригодятся ему снаружи, выжидая, пока ведомая инстинктами стая тронется с места, и он сможет привычно укрыться от холодного ветра, за спинами и не замечающих его Ярого и Близнецов.
Чудо, благодаря которому он еще был жив, имело свое имя: Осторожность. Увы, в том, чтобы быть трусом не было волшебного источника скрытой силы. Или какого-то повода для гордости. Но зато, это учило тебя взвешивать свои поступки и каждый раз думать наперед, куда поставить лапу. И так шаг за шагом. Шаг за шагом…