Мартышка проснулась и еще долго лежала не шевелясь и подтянув согнутые ноги к животу. Липкий серый страх окружал ее кольцом, клубился под веками. Мартышка знала, что если она будет лежать под одеялом тихо-тихо, не шевелиться, не смотреть и почти не дышать, то они ее не заметят. Хуже всего, что Мартышка не знала, кто они такие, как выглядят и как их зовут. Она даже не знала, живые они или нет. Они водились на границе сна и яви, были вездесущи и бесформенны. Они питались цветами, они их ели, переваривали и выплевывали наружу липкую серую муть, которая поднималась все выше, выше, Мартышка тонула в ней, как ни старалась, она все же не могла не дышать, поэтому они ее заметили... Скорее наружу! Мартышка одним рывком, от которого ее тщедушное тельце вздрогнуло под жидким одеялом, выпрыгнула из сна в реальность - поскорей, пока они ее не схватили! - чихнула, откинула одеяло и села на кровати.
Начинался новый день. Он был серый.
Сколько Мартышка себя помнила, здесь все было серое. Она ненавидела серый цвет, который был просто отсутствием всякого цвета. Не в последнюю очередь поэтому она обожала Леди Лаванду молчаливой неизбывной любовью, потому что Леди была вся цветная, она переливалась красками - взрывающийся огненно-рыжий, полоски алого и синего, налитый травяным соком зеленый. Мартышка затосковала сильней обычного, на минуту представив себе, как Леди заливает серая мутота...
Она, стараясь не смотреть по сторонам (потому что серые недотыкомки ютились как раз на грани бокового зрения), скованным движением сняла со стула свою аккуратно сложенную одежду. Одевшись и стала сосредоточенно драть расческой жидкие прямые волосы. Потом подобрать пластиковыми заколками свисающие пряди. Потом чистить зубы. Это было похоже на облачение в броню. Девочки должны быть аккуратными. Вот теперь у них меньше шансов ее достать.
Леди тоже проснулась. Такая же разноцветная.
- Я проснулась, - без выражения сказала Мартышка скушным голосом. Словно могло быть иначе. - Хочешь помогу. Тебе чего дать?
По-другому она просто не умела выразить, насколько она была до краев своего существа переполнена благодарности к Леди за то, что Леди есть на свете, и за то, что она не собиралась выцветать.