Бес.
— Если ты считаешь, что это не навредит бизнесу... — Должик произнес это, ни на кого не глядя, словно рассуждая сам с собой. — То я "за". Выбирать не из чего.
Сорока оторвалась от рассматривания ногтей.
— Почему нельзя сначала поговорить, а уже потом переть на кого-то танком?
— Не сработает. Это же нарки, они нормального обращения не понимают. Сначала покажем силу, а потом уже начнем судить-рядить. Бес, — он оторвался от окна. — Тоже позакидывай удочки на людей. Кулак у тебя в обязаловке же? Напряги. Пусть еще с собой кого-нибудь подтянет, я баблецом не обижу. Только выбирай кого понадежнее. Ты ведь с ними пойдешь. Не хочу, чтобы они мне вместо работы принесли ведро понтов и пиздежа. Проследишь, че как пройдет. Пойдем, Сорок.
Девушка упруго поднялась с кресла и направилась к выходу.
— Да, и еще одно, Бес. Долг Кулака если не хочешь так закрывать — я за яйца тянуть не буду. Тут сам думай. Хочешь ли ты вклад в общее дело внести или уже давно на похуях в нем торчишь.
Он ушел вслед за Сорокой; в коридоре раздался хлопок дверью. Бес опустился на тахту. Сейчас надо выспаться, а завтра с утра пораньше собирать людей. Собирать и идти решать вопрос.
* * *
Тритон.
Выспавшись, Тритон ополоснул лицо в умывальнике и по-босяцки, с мылом выбрил шею и челюсть. Угловатая, вся в засечках лихой жизни — шрамах и родимых пятнах из-за слежавшейся, заскорузлой под кожей крови — голова быстро порастала жестким волосом. Однако вокруг шрамов не росло ничего, поэтому борода выглядела как у старших школьников. Клочок здесь, клочок, большой клочок сбоку. И каждый раз, когда Тритон это видел, в голове любые мысли вытесняла лишь одна: "Нахер это все". Выглядеть глупо он не любил.
Он покончил с гигиеной, оделся и выбрался на улицу. Надо бы поесть. В пивных или кафе барыги дерут втридорога, но после девяностых с дорогой выпивкой, икрой, мясцом и балыками от картошки и ржаного хлеба начинает воротить. И так полжизни ими себя напихивал, возвращаться что ли? Н-да. Когда-то было все. И это "все" следовало вернуть.
У Тритона было немало знакомых как среди воров, так и среди спортсменов. В отличии от многих из его касты он не считал чем-то зазорным... поддерживать связь поколений. Все сложилось, как сложилось. За спортсменами оказалось будущее — за силой, напористостью, жесткостью и большими деньгами. Там, где вор обходился разовой кражей или грабежом, а затем шиковал на все, спортсмен приходил в гости к барыгам. Прокалывал скаты машин, бил окна и ставил на счетчик. Иногда вместо скатов прокалывались ладони. Иногда вместо окон бились лица. Иногда ставить приходилось не на счетчик, а прямиком на пики.
Разумеется, на клич Тритона о рамсах с пятаками отозвались многие. Но о том, что из сказанного ими правда, а что не очень, еще предстояло рассудить.
Жареный, 52 года, мужик. Автомобильные угоны, налеты на комиссионщиков: "Да мусарня опять тупо палки делает. Первый раз что ли? Им из главка насрали, вот они и чешутся теперь".
Рихтер, 39 лет, гастролер. Исполнение заказных убийств: "Да мне кажется, мусора просто смотрящего прижали. Ему от них надо затихариться, а бабло трудягам он отдавать не хочет. Вот и лепит замок из говна. Бля, ну ты сам подумай. Нахер инспекторам этим пятаки? Они могут просто по спискам пробить, кто не устроен, и идти по хатам вопросы задавать. Впрочем, мусора все равно будут шерстить. Тут уж к гадалке не ходи".
Вампир, 46 лет, козырный фраер. Теневая медицина: торговля органами, поиск нелегальных доноров: "Че, херня какая-то приключилась? Так она всегда приключается, привыкай уже".
Шуруп, 31 год, спортсмен. Участие в ОПГ, теневое коллекторство, грабежи и рейдерские захваты: "О, ты тоже в теме? Только это между нами, не базарь об этом шибко... Мужики к смотрящему обращались, мол, за что платим, зарамси вопрос. А тот отперся, прикинь? Говорит, дескать, мусора это мусора, ничего не попишешь, пиздуйте на биржу. Не знаю, как ты, а я вот в то, что прям совсем ничего не попишешь, нихера не верю".
Тихий, 27 лет, гастролер. Мошенничество, черное риэлторство, оказание юридических услуг без лицензии: "Слышал, да. Я вентилировал эту тему через своих в трудовухе. Кто-то говорит, что да, так и будет, все четко, а другие наоборот. Типа хуйня, ничего не слышали. Либо или это что-то секретное, либо липовая маза и шумиха. Ты же знаешь, у нас такое могут. Волну поднять, а потом всем залупой по губам".
* * *
Спирт.
Следующим утром у Спирта не было смен на скорой, и он надеялся как следует выспаться. Однако день вопреки его желанию начался раньше. Намного раньше. В шесть утра со звонком мобильного телефона. Чертыхаясь (но не особо — вдруг работа, и ты ее спугнешь?), он принял вызов и не ошибся. Это действительно была работа.
— Спирт! Ты нужен! — взорвалась трубка. Разогнав остатки сна, Спирт прислушался и разобрал голос Ширы. Одного из местных нациков вроде тех, что были вчера в пивной. — Тут мой кореш по черепу словил! Мы идем к гаражу, помоги, как сможешь. Бабло будет или ништяки — все, че ни попросишь. Только спасай, лады?
Спирт плохо знал Ширу, но немало оказывал помощь бритым и многое о нем слышал. Шира отслужил пять лет по сверхсрочке и поднял на ней неплохие деньги, прежде чем вернуться домой. В нацики его взяли довольно быстро. Из армейки он с собой приволок ворох предубеждений, связанных с жителями гор и гостями из средней Азии. Но помимо этого ходили и другие упорные слухи. В частности, что пошел он к бритым не по убеждениям, а из-за других обстоятельств. Обстоятельства. Одного. Шира был влюблен в Ала́ю, одну из активисток движения; девушку в отличии от него самого вполне идейную. Влюблен он был давно и тяжело, а потому сделал бы многое, чтобы оказаться хоть на шаг ближе к ней. Когда Спирт об этом впервые услышал, то вспомнил Аню. И мысль "Все беды от баб, блядь" ждать себя не заставила.
Он поднялся и начал собираться, но не успел надеть и верх, как раздался звонок в дверь.
— Кто?
— Лэпыла, друк, вырутшай! — Спирт не сильно разбирался в акцентах, но голос за дверью имел немало общего с многоголосьем местной стройплощадки. Гастарбайтер. Взглянув в глазок, он увидел двоих мужчин. Один из них поддерживал другого под плечо, и другой явно держался из последних сил. — О тэбэ много хорошые луды гаварят! Руку пробыли бырату моэму! Памагы, нэ забуду! Всэ жэ луды, я чэловэк, ты чэловэк, и...
Пришелец оказался словоохотливым и еще долго распространялся на предмет всеобщей интернациональной идеи. В то время как Спирт уже ломал голову. Предстоял выбор.
* * *
Нео.
— Быстро ты вернулся, — улыбнулась мама. Похоже, она все же поверила. — Отдохни и садись за уроки.
Это "садись за уроки" с ее стороны было чистой проформой. Отец, пока был жив, строго-настрого запретил ей вмешиваться в школьное обучение. "Вася вполне может сам за него отвечать," — заявил он тогда. — "Пусть и отвечает". И они с мамой легонько повздорили. "Вот закончит школу на одни двойки, что тогда?". "Значит, пойдет работать". "Работать? Без аттестата? Кем?". "Да хоть на автомойку. Тринадцать часов в день за шестьсот рублей и график два через два кому угодно вправят мозги. Поработает так полгодика, сам учиться потом побежит". "Да ты в своем уме?! Сам такую жизнь прожил, еще и сыну хочешь?!". "Мне родители вечно понукали. Держали за дурачка какого-то. Я своего сына не собираюсь".
Отец тогда взял свое. По-началу Вася пребывал в эйфории от вседозволенности. Но затем многое изменилось. Отец, заметив интерес к компьютеру, превратил его одновременно и в кнут, и в пряник. За тройки в четвертях лишал карманных денег и отключал интернет. За пятерки и четверки покупал игры и продлевал подписки на журналы. Так и было до третьего класса. А потом отца убили. И хотя мама не могла быть настолько же строга (и уж точно не отправила бы сына работать на автомойку), ей уже не требовалось. Нужный фундамент был заложен. И позже принес пользу: привитая отцом дисциплина и стала одной из тех составляющих, поднявших Нео на высоты в сфере ай-ти.
Да. Придется делать уроки. Но сначала работа. Надо взрослеть и зарабатывать деньги. А взрослые чаще инвестируют в тех людей, на которых могут положиться.
Меньше всего труда Нео составило разобраться с графическим редактором. Лицензию шестого Фотошопа они с Морфеусом крякнули чисто из спортивного интереса — тогда Нео еще не думал, что будет зарабатывать графикой. И отсутствие практики дало результат. Неутешительный. И даже не просто неутешительный, а вообще из рук вон.
Надо будет попробовать завтра еще раз. В глазах уже рябит.
* * *
Кулак.
Поднялся без пятнадцати шесть. Ровно. Никаких "еще пять минут", "но ведь выходной" и "никуда не денется". Подъем, зарядка, тарелка овсянки на воде и пробежка. Три километра надо преодолевать минимум за тринадцать минут. Полусонный город уже ворочался в кровати — прохожие, автомобили, свет в некоторых окнах. Куда-то пронесся по встречке пожарный "Урал" — синева стробоскопов и шум сирены на какие-то секунды всколыхнули утренний покой.
Город никогда не засыпает. Когда ложишься ты, он еще на ногах, когда встаешь — уже. Вот как сейчас, что, впрочем, неудивительно. Кто-то работает в ночь, кто-то спешит по неотложным делам, алкоголики и борзеющий молодняк выходят из притонов. Видимо, днем солнце оставляет на коже этих упырей ожоги.
Три километра закончились возле автобусной остановки. Двое милиционеров да четверо студентов с бутылками в руках, разговаривавшие на высоких тонах. Ничего противозаконного. В бутылках безалкогольные коктейли, но парни, видимо, приняли еще задолго до. Пребывали явно навеселе. Сержант со скучающим видом протирал фары УАЗика, а старший прапорщик пытался что-то купить в круглосуточном киоске. Но гомон ему явно мешал.
— Ребят. Тишину настройте на минуту буквально.
— Не вопрос, главный, — ответил один из парней. Компашка в целом притихла, но кто-то из нее вдруг начал выступать:
— Слышь, а че он так базарит? Сидим отдыхаем!
— Тихо-тихо...
— Ниче не делаем! Какие-то приебки на ровном месте!
— Да угомонись.
Старший прапорщик тем временем забрал сигареты.
— Товарищ начальник, ты не серчай на него, он не в себе.
— Да ничего, — тот пожал плечами. — Домой отведите, пусть проспится.
— ТЫ САМ ПРОСПИСЬ, ПСИНА!
— Эй, — сержант подошел ближе к буяну. — Люди спят, тише веди себя. Не заткнешься — сниму погоны и бутылку твою тебе в жопу вставлю. Услышал?
Сержант, похоже, явно не из простых. Досматривать окончание сцены Кулак не стал. Наступало утро, а значит, пора возвращаться домой. Возвращаться и браться за промысел.