Перед глазами колыхалось вязкое марево, очень не желавшее пропадать. Сон превратился в какую-то тягучую патоку, балансирование между беспамятством и явью. Вроде Герхард и видел все происходящее вокруг, и в то же время не мог шевельнуть даже пальцем. Или не хотел? А надо... Надо, черт возьми.
Просто поднять веки оказалось очень сложно. Они словно превратились в наждачную бумагу и царапали глазные яблоки, оставляя на них явно ощутимые борозды. А ширина и глубина этих борозд явно заставляла танковые гусеницы испытывать комплекс неполноценности.
— Фааах... — словно из пробитой покрышки выпустили последний воздух. Герхард, старина, ты решил так тут и остаться? А ну подъем, мать твою! — Герр лейтенант...
Кое-как подтянув к себе за ремень Fg-16, Ульштейн на четырех костях добрался до лейтенанта. Усевшись рядом, тупо посмотрел на разложенную на земле девку.
— Матти вы ее что, собрались подвесить как славный окорочок в бакалее папаши Бирлера? — десантник даже не заметил что обратился к командиру по имени. — Так вам же этот... трос нужен. Или вы ее за волосы? Оторвется ж волосня... Сейчас... — пошарив рукой по поясу, он протянул Керволайнену конец троса.