Она не смогла. Живое золото не откликается на её призывы, уйдя вглубь, словно вода в песок. Не докричаться, не убедить, сколь отчаянно она нуждается в его помощи. Сила, которую Трэй привыкла тратить направо и налево, вдруг становится недоступна. Отворачивается от хозяйки в самый ответственный момент, оставляя беспомощной, выжженной, надтреснутым пустым сосудом. Ноги больше не держат, золотистые глаза покрывает пепельная плёнка слёз. Всё, что ей доступно - смотреть, как два размытых силуэта схлестнулись в ожесточённой борьбе. Как железо одерживает победу там, где отступила магия. Как валится наземь ещё один железный идол, а на серой мантии распускается тёмно-багряный цветок.
Осталось немного. Скоро это закончится
И вот оно кончено.
Ставшая вдруг очень тяжёлой голова неумолимо клонится вниз. Мир поглощается мраком, но не тем, жадным и живым. Этот мрак милосерден, позволяя не видеть то, что разобьёт Трэй сердце. Она окунается в него на несколько мгновений, а выныривает, услышав своё имя, которое привыкла слышать лишь в мысленных беседах с Агнесс. Багряный цветок теперь совсем близко. Высасывая жизнь, стал больше, сильнее. Даже малых познаний Трэй в медицине хватает, чтобы понять: всё очень плохо. Маркус стремительно теряет кровь, и если не перевязать рану... То что? Можно подумать, у мятежников есть шансы выбраться из Цитадели, ставшей в одночасье смертельной ловушкой!
Руки Маркуса, такие сильные прежде, теперь не могут даже поднять лёгкую эмпатку. Он ослаб слишком быстро, и Трэй с холодным ужасом понимает, что это значит. Ей не единожды приходилось видеть кровь, иногда - смерть, она знала, что дни многих из тех, кого она допрашивает, сочтены, а конец их окажется быстрым и жестоким. Смерть является полноправным жителем Кримсон Рока, неотступно следует по пятам за каждым, кто вступает под его своды. Почему же тогда так больно?.. Болит голова, но хуже всего боль внутри, не имеющая физического источника, но абсолютно невыносимая. Трэй как может стирает с лица кровь рукавом платья, всем телом прижимается к Маркусу, стараясь не потревожить рану, прячет лицо в серой мантии, чтобы не видеть зловещее тёмное пятно.
- Я не смогла. Простите... - шепчет тихо, ощущая, как многолетние тщательно возводимые заслоны на пути собственных эмоций распадаются в прах под натиском этой ужасной боли. - Не хватило сил на второго. Если бы не...
Голос прерывается коротким всхлипом. Трэй прижимает ладонь ко рту, судорожно загоняя слёзы обратно. Она очень давно не плакала. Слёзы - это слабость, а слабость всячески порицается Железным Кодексом. Но теперь сдержать себя невероятно трудно. Потому что всё действительно закончилось. Для Маркуса - здесь и сейчас, для неё - немного погодя, когда кто-нибудь из дознавателей или стражников наткнётся на эмпатку, окружённую безжизненными телами. Осознавая это с ледяной неизбежностью, она не хочет однако омрачать своими рыданиями последние минуты жизни того единственного оставшегося человека, которого она могла назвать другом. Это можно сделать и позже. Маркус не заслужил такого. И Трэй из последних сил запирает скорбь внутри, неимоверным усилием заставляет себя улыбнуться сквозь слёзы.
- Нет, не кончено. Вы ведь обещали взять меня в Игнию, помните? Она восхитительна! Хотите, покажу вам то, что видела в памяти Киллеарха?
Уж на несколько образов её должно хватить. Они никогда никуда не поедут и оба прекрасно это понимают, но разве это важно в данный момент, когда свеча жизни Маркуса вот-вот догорит? Пусть последним, что он видит, будет солнце и изумрудная зелень вместо мрачного заваленного трупами коридора. Никто из них не был в Игнии, но эта страна невольно стала символом отнятых у эскалонцев свободы и красоты, провозглашённых ненужными, к чему однако они всегда стремились. Трэй отчаянно хочется, чтобы Маркус хотя бы в отпечатке чужих воспоминаний увидел то, ради чего рисковал жизнью.