Быстро же у Морро закончились слова! Непривычный инструмент для дознавателя, привыкшего к иным методам работы. К которым он и собирается вернуться, признав поражение своих дипломатических навыков. Трэй провожает его взглядом, не поворачивая головы. Собственное отражение в зеркале вызывает неподдельный интерес. Так вот ты какая, Трэй! Вот как тебя видят другие. Она жадно рассматривает себя, чтобы потом надёжно спрятать образ в дальнем уголке памяти.
Морро меж тем начинает обработку. За долгие годы дознаватель отточил своё мастерство запугивания до совершенства, однако Трэй уверена, что на ней это не сработает. Уверена до того самого момента, когда острие ножа начинает неторопливое путешествие по её коже, оставляя горящий след. Крови пока нет, но это вопрос времени.
Дознаватель описывает её несбывшуюся судьбу, и Трэй понимает, что так действительно могло быть. Не оставь солнце отпечаток на её радужке, она бы, может, никогда не узрела бы безликих каменных коридоров. Её спина осталась бы чистой и гладкой, голова не болела бы от присутствия рядом железа, никто бы над ней не издевался, называя это воспитанием. Трэй прожила бы свою маленькую жизнь тихо и счастливо, столь счастливо, насколько возможно в тени Цитадели. Хотела бы она этого? Вглядываясь в искрящееся золото собственных глаз с немым вопросом, она отчётливо видит ответ: ни за что. Пусть она чудовище, ненавидимое всеми. Пусть золото привело её в пыточную камеру, прямиком в руки Морро. Они, эти руки, умеют быть даже обманчиво нежными, когда хотят усилить впечатление жертвы от своих последующих действий.
Трэй чувствует, как её внутренности скручиваются в тугой комок. Сердце начинает безумную гонку в бесплодных попытках выскочить из груди, покинуть бренную оболочку, пока не началось самое страшное. Когда ржавое лезвие прикасается к уху, эту бренную оболочку начинает трясти от осознания, что сейчас будет. Глаза распахиваются ещё шире, хотя казалось, уже некуда. Воздух вырывается из лёгких со сдавленным всхлипом.
Морро всегда добивается того, чего хочет.
Сегодня он готов переступить черту, чтобы обрести желаемое. Обрушить на запирающуюся эмпатку всю мощь своего ужасающего мастерства. Вырвать истину из её охрипшего от криков горла, если потребуется. И это может длиться очень, очень долго. Так долго, сколько понадобится эмпатке, чтобы окончательно осознать всю бесполезность запираться. Её просто сломают - о колено, без всякого сострадания. Она может бесконечно долго терпеть боль, но жить без ушей... без пальцев... без... у человека много частей тела, которые можно отрезать. Язык ей, пожалуй, оставят: он необходим для работы - а нос? Необязательно отрезать его целиком, можно ведь растянуть удовольствие...
Что-то внутри ломается с жалобным хрустом. И тут же поникают плечи.
- Не надо, - шепчет Трэй, - я расскажу.
И замолкает, делая несколько глубоких вдохов, стараясь побороть острый приступ паники. Медленно поднимает руки, обнимает себя за предплечья. Так чуть спокойнее. Теперь можно начинать говорить и не прикусить язык.
- Игния прекрасна. Там много солнца, света, рек и полей. Её столица - город Медиан - беломраморная крепость среди лесов. Там растёт очень высокое дерево, с которого видно далеко окрест. Наши железные легионы наступают, уничтожают красоту Игнии. Игнийцы были вынуждены отступить и оставить крепость, но они вернутся. Иссирон придёт, чтобы отбить город назад. Киллеарх верил в это. Он не знал, где Иссирон, и никто по его убеждению не знает. Но он придёт вместе со своей армией, когда наступит время. То есть скоро.
Голос Трэй затихает. Она затравленно смотрит в зеркало на отражение железной маски, пытаясь угадать, удовлетворяет ли дознавателя то, что он услышал. Собирается ли он продолжить. Она ненавидит себя за слабость, а его - за непоколебимую жестокость. Морро в очередной раз с лёгкостью доказал, что сильнее. Что нет никакого смысла сопротивляться, тебя всё равно переломят. Рано или поздно, так или иначе. И это угнетает саму волю к сопротивлению.