Боммм.... Боммм.....
Железная песня врывается в сон, разгоняя испуганные обрывки сновидений по закоулкам сознания. Сегодня Трэй видела что-то приятное, но колокол звонит вновь и вновь, напоминая, что приятное и новый день для эмпата - вещи несовместимые.
Она знает, что в утренней песне ровно двадцать четыре ноты, все на одно лицо, все бескомпромиссные и вопрошающие. Что ты готов сделать для Канцлера в этот день? Веришь ли так же, как вчера, не прокралось ли ночью сомнение в твоё сердце, не проросли ли в душе ростки ереси? Вопросы обращены к нормальным людям. Таким, как Трэй, песня строго напоминает, кто они есть.
С последним ударом она вскакивает с узкой койки. Лежать до последнего - её личная форма неповиновения. Маленький незаметный бунт. Только такой она и может себе позволить, исключительно чтобы не забыть, как это - не подчиняться. За любой другой она поплатится новыми отметинами на спине, и хорошо, если только ими.
Холодная вода прогоняет остатки сна. Затхлый запах уже не ощущается: привыкла. Трэй опускается на табурет возле стола, нашаривает в окружающем мраке искорку сознания Агнесс, мимолётно касается, шепчет: "Привет". Затем кладёт голову на скрещенные руки и замирает в неподвижности. Так можно провести весь день, и следующий, и ещё один - безликие дни сливаются в неразличимую безрадостную вереницу, изредка перемежаемую вспышками выводов на допрос. Выезд в город случается ещё реже, на многие недели становясь пищей для пытливого ума. И однако нынешнее унылое существование куда лучше, чем период обучения, когда покидать келью приходилось часто, а хотелось наоборот забиться в угол. С тех пор прошли годы, за которые Трэй зарекомендовала себя послушной девочкой, верным помощником дознавателя. Ей всё равно достаётся, конечно. Морро и не думает скрывать, что наказание порой назначается исключительно чтобы эмпат не расслаблялся, не забывал, что он - бесправное отродье, пусть и ведёт себя хорошо. Но всё же это происходит значительно реже, чем раньше, и от появления в подземелье дознавателя теперь можно ожидать не только плохого.
Шаги. Трэй замечает их значительно раньше, чем производящий их появляется внизу. В её замкнутом мирке слух играет намного более важную роль, чем зрение, даёт много больше подсказок. Она поднимает голову, выпрямляется, ловит малейшие шорохи из коридора. Кто? И с какой целью? Только бы не Морро! А если он - только бы не за ней!
Стук в дверь сообщает, что именно за ней. Внутренности сводит судорогой предвкушения и опасений. Терпкая смесь ударяет в голову, она привычно осаждает эмоции, вскакивает, идёт к двери, щурясь от тусклого света. Пытается понять, кому сегодня понадобился эмпат - а догадавшись, позволяет себе чуть расслабиться. Маркус. Самый, пожалуй, любимый из дознавателей, если можно применить к ним такое слово. Рядом с ним можно почти не опасаться получить оплеуху от слова, произнесённого с недостаточным почтитением. Почти - потому что он всё равно остаётся дознавателем, и забывать об этом нельзя. Нельзя тешить себя глупой надеждой, что он ей сочувствует. Трэй прекрасно понимает это, и всё же надеется. Очень сложно жить в мире, где тебя угнетают и презирают абсолютно все.
Несмотря на свои нелепые иллюзии, с Маркусом Трэй ведёт себя точно так же, как с любым другим из железной братии. Тот же опущенный взгляд, тот же наклон головы и почтительный тон, то же беспрекословное повиновение. Ей вовсе не хочется, чтобы другие надзиратели случайно заметили неуставное отношение к эмпатам одного из них, и у Маркуса возникли неприятности. Он может и озлиться. А может пропасть из Цитадели, что будет ещё хуже. Трэй выходит в коридор и останавливается, склонив голову, готовая следовать за человеком в железной маске, куда бы он ни приказал.