Альфред вышел, но едва медкапсула с тихим шипением закрылась, вернулся назад, подтащил стул и уселся напротив, уперев сложенные руки в колени и устроив подбородок в ладонях. Ортега отстраненно наблюдал, как прозрачную поверхность медкапсулы затягивает защитная гексагональная сетка. Чем-то напоминало морозные узоры, которые появляются на иллюминаторах в высоких слоях атмосферы. Аккуратные ряды шестиугольников понемногу скрывали от него лежащую внутри женщину.
Альфред вспомнил теплые руки на своих плечах и теплый взгляд серых глаз. Мог бы он назвать Софию красивой? Конечно мог бы: ему не сложно, а ей наверняка польстит. Объективно она была ничего. Ничего выдающегося, но и ничего уродливого, он в достатке видел тех и других. Ему нравилась ее естественность дикого зверя. В Софии было много жизни, она искрила, шипела, и эти раскаленные искры сыпались на окружающих.
Сейчас София лежала неподвижно, прикрыв глаза, ее грудь мерно поднималась и опускалась. Сон чем-то похож на смерть. В какой момент на смену реальности, которую воспринимает бодрствующая София, придут порождения ее разума? В какой момент и они угаснут, растворятся в пустоте? Альфреду вдруг остро захотелось постучать по стеклу. Если он сейчас заговорит, станет ли его голос последней нитью, связующей бытие с небытием?
– София…
Девушка не ответила. Чтобы связаться с ней, нужно было нажать кнопку на панели управления. Ортега наклонился над капсулой, пытаясь разглядеть очертания тела. Он представил, как оно медленно темнеет, усыхает и распадается под действием неумолимого времени. Когда его собственная реальность падет под напором иллюзий? Что бы он хотел увидеть перед смертью? «Я с тобой». Да, он бы не отказался напоследок увидеть ее.