Котище поглядел на тебя с холодным равнодушием змея горыныча. Даже если он и умел говорить – мало ли, тут ведь все вошлебное! – то подобно всем кошачьим собирался сделать это только тогда, когда решит сам. И уж точно не просьбе какого-то там двунога, которого совершенно искренне Блохастик почитал существом слабым, ничтожным и созданным единственно для того, чтобы удовлетворять его величества Блохастиковые потребности. Недовольно мяукнув и задрав свой хвост трубой, котище вальяжной походкой снова направился к своим аккуратным мискам. Долго и неторопливо пил, неотрывно черпая воду розовым языком. Потом сел задом к тебе и смачно зевнул.
Созерцание дневника оказалось интереснее, чем созерцание блохастиковой полосатой спины.
Дневник был испещрен рисунками, загадочными символами и надписями. Прямо посреди загадочных инозёмных надписей да цифр, красовалоя довольно бездарный стишок на вполне читаемом тебе языке: «Совсем одна кругом одна, я виновата без вина. Ха-ха-ха!» Нашлись какие-то рисунки, мрачноватые и талантливые по своему: какой-то заброшенный вокзал на фоне мертвого, озябшего даже на бумаге города.
…Какие-то величественные деревья укрывающие старый каменный трон, такой себе значительный и высокий. Еще нашелся странно знакомый шлагбаум перечеркивающий дорогу вперед. И тут же вальяжно рассевшийся лев, созданный кажется из камня. И фигура на следующем! Довольно неприятная: размытая, нечеткая – хорошо были видны когти, хорошо были изображены тонкие пальцы из которых произрастали эти самые когти: суставчатые пальцы, мерзкие, белесоватые, ощупывающие пространство подобно внимательным локаторам. Фигура эта смотрела с бумаги неотрывно, жутко, внимательно смотрела и неотвратимо.
БАХ-БАХ-БАХ! Громкий стук в дверь прозвучал оглушительно громко.
ТУК-ТУК-ТУК. Предатель котище растворился в помещении по мановению волшебной палочки…