Сдоба,
Диломат.
Пухлая луна светила невыносимо ярко. Две фигуры, одна – высокая и статная, вторая – низкая и плотная, пролезли по водостоку с тихого двора на крайний двухэтажный домик у дороги, на пересечении Зольного и Башмачного переулков. Несмотря на разницу в комплекции, обе фигуры уверенно шли по мосткам и прелым крышам многоярусных улиц. В этой части Морщин мелкие ткацкие мастерские и мясницкие лавки чередовались с гостиницами и жилыми апартаментами, а над столпившимися зданиями росли бессистемные надстройки – мосты, башенки и криво сбитые сараи с хозяйственным мусором. Иногда мостки обрывались тупиками, и фигурам приходилось прыгать на соседний скос крыши, скользя сапогами по битой черепице и гнилой пакле. Попадись они на чьи-то любопытные глаза, тут же забылись бы – прогулками по надстройкам в Морщинах никого не удивишь.
С высоких башенок видна вся округа. На севере, в серебре луны сверкали трубы охотничьих пароходов у причала, высились величественные стены губернаторской крепости на острове Вайткроун, и за ними, ещё выше, искрили циклопические барьерные башни. На юге, во дворе школы фехтования Красной Перевязи, новобранцы тренировались под бодрые ирувийские окрики, и вторя им, где-то на станции Гаддок протяжно взвыл электросостав. Всюду кипела жизнь, бойко шла торговля, мелькали кэбы, цокали по мостовой козлы и каблуки.
____________________________
Вы добрались до нужной крыши. Пансион у Толстой Лауры. Встреча в зале ещё не скоро, и вы готовы потратить выигранное в спешке время за любимым занятием. На скате крыши выступает люкарна, слуховое окно. Закрыто оно на обыкновенный крючок, но дерево рамы разбухло за десятилетия в сырости Дасквола, так, что его пришлось буквально выдавливать с треском внутрь чердака. На самом чердаке темно и затхло. Свет из проёма люкарны выхватывает мусор и узоры паутины на старой мебели. Здесь – резная детская кроватка, винтажный комод, на комоде бронзовый подсвечник с пятью огарками.
С чердака на второй этаж ведёт широкая лестница за деревянной дверью без замка. В щель проёма видно, что в коридоре внизу горит единственная лампа накаливания, и в её неровном свете танцует тень – пожилая дама в простом платье с передником, волосы в плотном седом пучке повязаны белым чепчиком. В руках у старушки швабра, чуть ли не толще её запястий. Вы ждёте. Она, недовольно кряхтя, убирается в одной комнате, затем в следующей; закрывает каждую на ключ. В две оставшиеся двери она поочерёдно настойчиво стучит, но, не получив ответа, берёт ведёрко и подходит к лестничному пролёту. Замерла на несколько секунд, видимо, размышляла, не стоит ли ей сегодня убраться на чердаке. Приняв верное решение, она по жалобно скрипящим ступеням спустилась в зал на первом этаже пансиона. Тут же, в замочной скважине одной из запертых дверей, той, в которую стучала пожилая дама, заскрежетал ключ. Из неё вынырнул невысокий старик в мятом домашнем костюме, со спутанной бородой и колтунами в седых же волосах. Руки его заметно тряслись, правой он пытался попасть в замочную скважину, а левой придерживал подмышкой хаотично свёрнутый шерстяной плед. Справившись с замком, он что-то пробормотал себе под нос и захромал по скрипящей лестнице следом за женщиной.
Этаж наконец-то пуст.
