Койоты определенно позавидовали бы Юджинии, если были бы живы к тому моменту, как Док приступила к операции.
Триста двадцать три раза она прокляла бывшего муженька (но на это ей только волю дай), перебрала все известные нецензурности (хорошо, что рукоять ножа несколько сгладила впечатление), большинство из которых предназначались Торреро, и изобрела с десяток новых бранных изысков, два раза отключалась, а когда очухивалась, сразу хваталась за револьвер, думая, что её убивают, потому как боль отзывалась во всем теле разом. Потом еще были несколько жалостных мыслишек и стойкое желание всё прекратить, так что, когда Док закончила, Вдова уже не знала, чем себя ещё занять и просто попросила выпить.
А когда допила второй стакан и наконец смогла говорить, то сказала вот что:
- Ну ты Док даешь, драть меня во все пулевые отверстия. Прошлый док аж леща с вертухая от меня схватил, так больно было. А ты прямо нежно так погладила и всё, - вытирая слёзы радости, призналась она. - Цены тебе, койотова требуха, нет! Дай обниму!
Вдова была немножко пьяной и не в себе, но говорила совершенно искренне.