Казалось, сам воздух, пышущий жаром, искривлял полет пули, уже почти готовой вонзиться в очередную тварь: в иной ситуации стрелки бы неизменно и уверенно попали в цель. И в тот самый миг, когда казалось, будто адских тварей ничто не возьмет, словно бес вселился в револьвер Юджинии.
Она стреляла, и стреляла, и стреляла, будто предчувствуя, откуда в следующий миг вынырнет черепушка. Надвигающийся ужас поглотил все ее внимание, она даже не заметила, когда кончились патроны. Когда они... ДОЛЖНЫ были кончиться.
Потому что верный кольт продолжал изрыгать выстрелы, будто кто-то подсунул ей нужное оружие - или каким-то мистическим образом пополнил боезапас. Это было невероятно, невозможно, немыслимо!
В любой другой ситуации. Но не здесь, и не сейчас.
Потому что тьма приближалась, и стрелкам, наконец, удалось ее разглядеть. Это оказалась даже не стая каких-то инфернальных тварей. Все это: клубящаяся тьма, вой койотов, переходящий в оглушительный рев, скулеж, превратившийся в режущий уши визг, чад вперемешку с пеплом, черепа - все это было единым созданием. Отвратительным и чуждым, сочащимся смолой и дегтем. Среди голосов койотов теперь можно было расслышать крики - крики людей, погибших при строительстве железной дороги, безымянных, никому не нужных. И эта громадина переваливалась, скрипела, выла, визжала, свистела, кричала и чавкала в сторону четырех человек, воочию столкнувшимся с тем, что бывает, когда прогресс пытается уничтожить таинственные, потусторонние убежища диких, не принадлежащих человеку земель.
Всего три головы без мяса и кожи осталось - они растут из одной туши. И огненные сполохи их глаз теперь неотрывно следят за Черной Вдовой, то появляясь, то исчезая.
Но вы знаете, что делать. Знаете, что делать, еще с "Прибытия на вокзал Ла-Сьота".
Фронтир. Место, где огнем можно бороться с огнем.