Кибрит.
Виктор ворчал скорее для порядка. Разумеется, он знал, что патрульные не могут работать даже с единственной уликой. Или могут, но никогда не хотят. Когда сам Виктор был патрульным, его любопытство неплохо подвело его, отправив в не забываемый экскурс по калифорнийской судебной системе. Однажды выехав на сообщение о стрельбе, он никого там не застал. Однако увидел немало следов преступления — покореженный косяк от взлома, следы обуви, пулевые отверстия и конечно же гильзы. Не сдержав природной любознательности, он подобрал одну из них. А затем оставил здесь же, полагая, что ничего не будет.
Криминалисты сняли с гильз пальчики, и к Виктору появился ряд вопросов. А когда тот смог ответить на них, ему вменили нарушение сцены преступления. Сначала он перепугался, но затем принял свою ошибку. И стал ждать наказания. Выговора, отстранения, увольнения с позором — чего угодно. Но ни то, ни другое, ни третье не последовало. Последовало нечто неоднократно худшее.
Виктора заставили отвечать за эту улику перед судом на разборе дела.
Он заполнил тонну бумаги, сфотографировал эту гильзу во всех ракурсах, долго отчитывался перед Осборном — тогда еще не его начальником. А затем выступал в суде, добрых десять минут объясняя, что случилось, как произошло, и какие обстоятельства заставили пустить шаловливые руки в ход. Подобные волокита и нервотрепка были сильнее любой дисциплинарки. С того случая Виктор навсегда запомнил: до приезда криминалистов от сцены стоит держаться подальше. Ничего. Трогать. Нельзя.
Максимум, что ждало этот портсигар — быть упакованным в зип-лок. Никто из патрульных не стал бы работать с уликой. Все уже научены. Кто-то понял с первого раза, а кому-то вроде Виктора понадобился и горький опыт.
— Дактилоскопию они все равно не снимут, — сказал Осборн. — Или снимут, но испортят отпечаток. Оно тебе надо?.. Теперь по коллеге. К нам поступила гражданская на работу. Вернее как поступила — направили. Выпускница колледжа по профильному направлению. Поставил ее в эту смену. Венди Фаулер, двадцать три года девочке. Смышленая, возможно даже талантливая — к одной из краж со взломом подобрала интересную трактовку, хотя и ошибочную. Но ее оправдывает, что она знала не все. Учится быстро.
Лейтенант поскреб щеку и провел ладонью по челюсти.
— Я хочу, чтобы она увидела труп, Кибрит. С таким нельзя затягивать, пусть закаляет психику. Чем дольше это будет проходить мимо, тем хуже воспримется потом. Само восприятие начинает костенеть, понимаешь?
***
Сульшер.
Гордон прикурил и, с наслаждением затянувшись, выпустил дым через нос. Затем взял пачку и точным броском отправил ее в урну. В гору точно таких же пачек и бумажных пакетов из-под фастфуда.
— Так в тюрьме только специалисты и работают, — он помахал рукой, разгоняя дым. — Если человек — тюремный психолог — значит, у него минимум ординатура. Кстати... Если тебе интересно. Я тюремным психологам в этом плане доверяю больше, чем нашим. У них больше возможностей пообщаться с этими людьми. А мы? Скрутили, в петушатник и отчеты строчим.
Лейтенант затянулся еще раз.
— Уже сколько докладов от полицейских комиссий было. "Превентивные меры...", "воздействие на предупреждение..." и прочая хуйня. Меры, воздействие. Все вроде бы делается, а этих говноедов на улицах меньше не становится. Значит, упускаем мы чего-то. Так что ты давай. Сомнения пока за горизонт, и характеристику все же прочитай. Это приказ.
Он прошел к урне и стряхнул пепел поверх. Несмотря на то, что пепельницы у Гордона не было, Сульшер не заметил ни крошки пепла вокруг. Ни на столе, ни на полу.
— Теперь по архивам. Пиши запрос в особо тяжкие на имена нашего капитана и лейтенанта Чендлера. Я подпишу. Но это тоже завтра-послезавтра только. Сегодня лучше займись своими текущими делами. У тебя их много?
Одно. Двойное убийство на Алланде, прямо на перекрестке с десятым интерстейтом. Произошло вчера, и криминалисты запросили день на разбор сцены. Сегодня уж точно должны были доделать. Случилось это поздно, и у Хьюго заканчивалась смена. Он отложил опросы свидетелей на сегодня и совсем забыл об этом, поглощенный заботами о Йорке.
***
Райс.
— Остроумно, — сказал Хендерсон бесцветным голосом. Погибшие на службе тоже числились в департаменте как уволенные с почетом. И фраза про увольнение кадровика подняла в его голове целый ворох неприятных, болезненных ассоциаций. — Думаешь, он намерен мстить? А кому? Все замешаны по чуть-чуть. Детективы вели на него дело. Связи с общественностью объявили о вознаграждении. Брали его с оружием в руках — мы. Сложно сказать, куда именно он нанесет удар. И по какой логике. Если он захочет убить меня — я-то еще с этим как-то справлюсь. Но вот остальные...
Лейтенант помолчал.
— Я бы сделал ставку на поддержку патрулей. Знаешь, упакованную такую. Чтоб в бронежилетах и с ПП. Грабитель — не тот человек, который будет баррикадироваться по полной. Он не террорист и опять же внимания не ищет. Значит, пока тревожный наряд подорвет сраки и выедет, Йорк пересечет всю страну по диагонали. Мне такое не по душе. Он мобильный — мы должны быть еще мобильнее.
***
Реншоу.
Новое и новое рассмотрение дела об ограблении не давало ничего. Джеймс чувствовал себя, словно в старшей школе на уроке арифметики. Это отвратное чувство, когда в примере совершил ошибку, и, перепроверяя его, по накатанной эту же ошибку повторяешь. Снова и снова, не замечая того, что с легкостью выцепил бы незамыленный глаз.
Незамыленный глаз... Стоп. Секунду. А кто из криминалистов вел это дело?
С покушением же на изнасилование мозговой штурм дал полностью противоположный результат. Вспышка гениальной идеи озарила Джеймса спустя считанные минуты. Линн Макдауэлл, подруга матери. Эта благообразная женщина немногим до шестидесяти была военнослужащей запаса и имела лицензию адвоката. Сейчас, находясь на пенсии, она вела общественную работу — возглавляла одну из мелких ассоциаций по борьбе с мужским насилием. Мать отзывалась о ней, как о человеке, способном склонить к обращению в суд даже камень. Линн проходила военную службу в переломный для человечества момент — момент обнаружения СПИДа и констатации его неизлечимости. На поднятой в семидесятых волне сексуальной революции начали появляться жертвы. Немалая часть из них была от половых преступлений. И боевитая мисс Макдауэлл оставила военную службу, встав на тропу другой войны. Войны с сексуальным произволом.
У нее был огромный опыт. Поэтому кто, если не она?