Глядя на сжавшегося, с судорожно дергающего лапками Шширка, Керидвен понимает, как ей жалко малыша, вынужденного отвечать на град вопросов “Высоких”. Представив себя на миг на месте мышелюда, она внутренне содрогается: общаться с великанами – полбеды, а вот жить в городе, где все твои соплеменники сошли с ума и превратились в кровожадных тварей... Женщина задается вопросом: а смогла бы выжить и не повредиться рассудком она, если бы тот же Лосмор затопила волна безумия? Получилось бы у нее сохранить тот прочный стержень, что не дает сломаться в тяжелую годину, удалось бы сохранить в сердце теплую лампадку веры? Ей хочется снять с мышонка шлем и ласково потрепать за ухом, шепча утешительные слова, но она понимает, сколь дико бы это выглядело. Да и вряд ли Шширк, который, хотя и выглядит смешным в своих доспехах, все-таки воин, воспримет правильно эдакие нежности.
Так что жрица ограничивается доброжелательной улыбкой и спокойным вниманием, пока мыш сбивчиво объясняет про ффшихи, свои приключения в городе, исполненном помешательства и жестокости, и, собственно, причины всего этого безобразия. И то, что получается в итоге, выглядит очень странным: какая-то черная женщина, что была здесь до отряда, непонятный великан-совсем-великан и стреляющая тень. Все это звучит донельзя странно и загадочно, особенно если пытаться увязать с последовавшими напастями.
Керидвен смотрит на Маркуса, молчаливо спрашивая совета, потом, обернувшись через плечо, на мудрого, хоть и тяжелого характером, Рейнольда, наблюдая за его реакцией. Потом улыбается мягко грустному мышонку:
- Спасибо, Шширк, за твою помощь. Надеюсь, что в следующую нашу встречу безумие уже не будет править Уайт-пиком.
Неспешно поднявшись, дочь Бранвен следует к Андре, ожидая вердикта мечника, в тяжелый момент принявшего на себя руководство в боевой обстановке. Узнав, что тот не изменил первоначальным планам проследовать к площади, не отвлекаясь на спорной вероятности возможности, она сдержанно кивает и коротко командует:
- Отря-ад! Выдвигаемся к площади, во всем слушаем Андре.
И добавляет еле слышно, уже только для себя: «И да поможет нам Дева!»
Мрачный воитель идет уверенно, следуя одному ему понятной цели, где-то ускоряя шаг, где-то идя медленнее улитки, а где-то и вовсе останавливаясь, выжидая. Керидвен не спорит, не подсказывает и не комментирует, а просто дисциплинированно следует всем указаниям мужчины, безоглядно доверяя его опыту. А попутно, ох уж это любопытство, с интересом осматривается: как живут те, что давно стали легендой, как они строят свои жилища, как облагораживают и украшают их: ведь не зря говорят, что дом – лицо хозяина. И если эта поговорка верна, нынешнее лицо Маленького народца донельзя неприятное: ведь позабыть и позабросить родные стены нормальное разумное существо не может.
Под такие раздумья жрица и не заметила, как группа достигла цели, и посмотрела вперед только когда мечник остановился. Увиденное заставило ее скривиться, как от глотка уксуса: во-первых, зрелище показательной казни никак не могло быть названо достойным, во-вторых, трехголовое чудовище, командующее одержимыми мышами, прямо-таки вопияло о том, что такую мерзость следует изничтожить и стереть самый ее след. Этот крыс противен не только Иркалле: любой, даже самый черствый руад, в чьем сердце еще осталась хоть капля доброты и света, не может не возненавидеть такое попрание всех законов божьих и человеческих.
С тихим шелестом распустившегося кожаного ремня булава покидает свое место на поясе, когда Керидвен, прикрывшись щитом, делает шаг вперед. Так уж случилось, что отряд променял, пускай и по воле провидения, паладина на пироманта, а значит тех, кого следовало прикрывать, стало трое. В такой ситуации, когда противников вокруг с избытком, совестливая дочь Бранвен не может остаться за спинами Андре и Сейвада, и встает с ними в один ряд, готовая принять на щит всю ненависть одержимых, и верной булавой изгнать проклятие из Малого народца. Понимая, что умения ее меркнут перед мастерством мужчин, она не стремится к многоглавой твари, удовлетворившись тем, что на ее долю достанется простая и честная ратная страда. Она не взывает к Богине, не сыплет проклятиями в адрес мышелюдов: только бесстрастно ждет нападения, готовая отразить любой удар.
Мастер меча отдает резкие и абсолютно правильные команды, не сочтя, правда, необходимым упомянуть в них скромную жрицу. «Что же, - решает Керидвен, - тогда мне и вправду остается действовать только по велению сердца». Глядя на то, как Андре, поразительно напоминающий сейчас героев древности, бесстрашно идет к крысиному королю, женщина чувствует, как расцветает в ее душе пышный цветок гордости и уверенности: когда такой славный воин бьется с ней плечом к плечу, разве в состоянии крошечные любители ударов исподтишка победить? Ответ очевиден, и ей остается только не осрамить себя неумением на фоне остальных, привыкших встречать врага силой железа или чар, а не целить раны.