Сравнив оба ключа, Рейнольд может заключить, что оба этих ключа принадлежат если не к разным временам, то разным мастерам и культурам точно: в руках волшебника пусть и грубой работы, но обычный ключ, известный руадам с незапамятных времён. Ключ же Маркуса не похож на что либо, что приходилось встречать волшебнику. Пока, увы, тайна остаётся неразгаданной – между ключами не наблюдается ни малейшего сходства.
Пока остальные по настоянию Керидвен готовятся ко сну и приёму пищи, Рейнольд уходит от костра, как ушли до него Люсиль и Андре. Блуждая по окресностям, волшебник впервые берётся за карту – и вот на хрупком листе пергамента начинают проявляться очертания Дал Фиатах. Вырастают горы и леса, пробегает наметками береговая линия, ложатся тонкими линиями реки. Совсем немного волшебник пока может отметить на листе бумаги, но отряд в самом начале пути, и, кто знает, может быть эта карта когда-то осядет в библиотеке Ар Маэланна как величайшая реликвия народа руадов.
Фонарь же, увы, молчит о своей тайне: пока волшебник находится близко к костру, свет артефакта затухает, становится едва заметным. Чем дальше отходит от костра Рейнольд, тем ярче разгорается синее пламя внутри: причём свет его как бы собирается в одну точку, превращаясь в луч, который указывает направление в сторону костра. Свет реликвии разгоняет туман и волшебник может различить костёр на достаточно далеком расстоянии.
Люсиль же, во время беседы с Андре и неспешному исследованию окружающих мест, находит небольшую полянку, где растёт трава, которую вживую она даже и не видела – но по рассказом старых охотников сразу поняла, что перед ней Сумеречноцвет, который использовали её предки, чтобы придать сознанию ясность, а телу – бодрость. Её желтеющие побеги легко различить среди буйства других полевых трав, а нос охотницы легко выхватывает терпкий аромат, который заставляет взбодриться. Эта трава не росла в Эдо Ренмей: целые поколения не испробовали на себе её свойств. Найти её вот так – большая удача.
А вот следов каких-либо зверей охотница так и не нашла. Видимо, слова Лоэнгрина не были преувеличением: живность если и осталась в Дал Фиатах, старалась держаться от людей подальше.
Наконец отряд собирается вместе, и, по желанию, насладившись трапезой, погружается поочерёдно в сон. Никто не тревожит лосморцев: ни неприкаянные, ни зверьё не пытаются потревожить покой странников. Не привлекает огонь и новых путников вроде Лоэнгрина.