Нельзя сказать, что сражение со стражем далось Маркусу легко. И путь он, благодаря жрице, не получил сколь-нибудь серьезных повреждений, столь частое обращение к дару оставило свой след. Пиромант осунулся, кожа на его лице побледнела, от чего шрамы в форме колец набухли. От былого радушия не осталось и следа. Маркус замкнулся, время от времени поглядывая по сторонам. Нашел он в себе силы лишь кивнуть Сейварду в знак признательности. А в остальном, безучастно стоя в стороне, словно выпитый сосуд, он лишь изредка проявлял участие к происходящим событиям. По виду было понятно, что судьба меча его ничуть не беспокоит. И только когда фонарь оказался в руках руадов - с тенью любопытства взглянул огнепоклонник на магическое пламя.
Оказавшись же снаружи, Маркус вдохнул полной грудью, и щеки его порозовели, а на лице промелькнула улыбка. Он словно ребенок задрал голову вверх, любуясь искаженным закатным небом Дал Фиатаха. Таким уродливым в тумане и таким желанным одновременно.
Костер приковал взгляд Маркуса надолго. Он вглядывался в него, изучал, вновь и вновь касался недоступных остальным струн дар в попытке понять природу этого места, от которого веяло теплом и безмятежностью.
Маркус не сразу заметил одноглазого копейщика. По праве сказать, обратил внимание он на путника после того как тот заговорил. Первоначальная настороженность оказалась подавлена чарами волшебного места, и Маркус, представившись, отдал инициативу разговора Керидвен, позволяя магическому пламени костра вновь завладеть всем вниманием пироманта. И как-то в процессе, как должное, принял он весьма странное по его мнению назначение костровым. Но ничего не сказал. Ведь если магическому пламени не нужно топливно, то любоваться и изучать его можно бесконечно... И только заслышав про ужин Маркус отвлекся.
- Проведя в заточении много дней, я заметил одну особенность зелья. Оно способно утолять голод и жажду. Но... - губы Маркуса расплылись в лисьей улыбке. - я бы не отказался от сочного, прожаренного куска мяса.