Ночь учит терпению и спокойствию, выдержке и осторожности. И пока медленно ползут тяжелые створки ворот, подталкиваемые крепкими мужскими руками, жрица Богини-Девы невозмутимо держит позицию, как ее учили – с поправкой на то, что она леворука – правая нога выставлена чуть вперед и согнута в колене, щит прикрывает корпус и пояс, рука с булавой отведена назад, чтобы нанести приблизившемуся противнику размашистый удар, сминающий броню и крошащий кости. Она чувствует, как приятна свежесть внутреннего двора после сухой пыльности залы башни, чувствует, как легкий ветерок играет с прядями волос и щекотит шею лисьим мехом плаща. Женщина ждет – и с удовлетворением видит, как зазор меж створками становится все меньше, как истаивает полоса света, пока не исчезает вконец, когда ворота с гулким грохотом захлопываются, отрезая тех, кто еще жив, от тех, кто никак не хочет оставаться мертвым.
Негромко выдохнув, жрица опускает щит, возвращаясь в расслабленную позу. На лице ее – спокойная улыбка:
- Получилось! Тогда…
Но вся успокоенность вмиг сходит на нет, когда Жайнир, пышущий праведным гневом к немертвым, сбрасывает на плиты пола деревянно стукнувший засов и, взбугрив мышцы, вновь распахивает ворота, грозя вернувшимся из-за черты последним очищением.
- К-куда! – истошно вопит дочь Бранвен вместе с остальными спутниками, пытаясь остановить паладина. Но Жайнир, ослиное упрямство и воробьиные мозги, глас разума не слушает.
- Ишак! Безумец! Чурбан! После поговорим! - хоть и бранится Керидвен, но, наверное, только она, как никто другой, понимает мотивы воина Громовержца. Павшие и вернувшиеся действительно противны Четверке, и навек упокоить их – деяние благое и единственно правильное, являющее собой одну из первейших обязанностей тех, кто посвятил свое служение Богам. Ведь разве кому из живых хочется, чтобы после смерти его бренная плоть искала возможности вцепиться в других людей? Так что, при другой ситуации, жрица первой бы встала плечом к плечу с воином: вот только сейчас на кон поставлено слишком многое.
Как целитель, она хорошо знает, что всех спасти не получится – попросту не хватит сил. Как воительница – понимает, что иногда командир вынужден оставить малый отряд, чтобы ушла остальная часть армии. Но, самое главное, она осознает, что что размениваться на мелочи, когда их цель, что лежит далеко впереди, важна не для них самих, но для всего народа, просто преступно. Это наверняка не последние мертвецы на пути, и не последняя угроза отряду, и сколько их еще будет – одной Богине ведомо. А коли так, очертя голову, ввязываться в каждый бой, то как они дойдут до Надежды руадов – спящего маяка Ллойннир?
Нет, смелость и верность идеалам – это, безусловно хорошо, но мудрый понимает, что, увы, есть времена, когда человек боле не принадлежит сам себе, и ради общего блага должен поступиться своими привычками и устоями. Сейчас как раз такой случай, и весьма прискорбно, что Черновоск этого не видит.
Волшебник первым озвучивает то, что не подлежит сомнению. Глупец или нет, Жайнир – один из них, а бросать своего, когда есть еще шанс выбраться всем вместе – подлость. И Керидвен вновь вскидывает щит, двигаясь вперед во двор, который они недавно покинули. Впрочем, далеко уходить от проема она не собирается: там, где лучники дали один залп, может быть и второй, а последствия его могут оказаться куда как фатальнее.
- Верно! – присоединяет она свой звонкий голос к словам Рейнольда. – Нам придется вытащить его из боя, пускай даже упокоив всех. Мы должны держаться вместе, так что… - набрав побольше воздуха в легкие, она гаркает, - Вперед, и помните о лучниках! Мастер волшебник, Люсиль, не забывайте о тылах.