Опасения оказались напрасными – мертвецы не набросились на подошедших к ним. Они просто лежали, молча пялясь в видимую лишь ушедшим навсегда бесконечность. Немой укор, даже для тех, кому не в чем было себя винить. И немая загадка. Седьмой не был особо сведущ в делах врачебных, но смерть вряд ли наступила давно. Пролежавшие даже несколько дней тела выглядят иначе. Это не замкнутый склеп, на тело должно было светить солнце, им должны были соблазниться падальщики – крысы и воронье. Но ничего этого не произошло.
Обеспокоенный внезапной мыслью, Сейвад замер, после чего поднял голову и прислушался.
Люди не живут одни. Они притягивают к себе другую жизнь. Сложно найти деревню или город, в которой бы не было голубей, воробьев, ворон. В города прилетают, кормиться около людей, скворцы и дрозды. И не только города. Последний Страж, известный всем, был одной из крупнейших крепостей, вполне сравнимой с недоброй памяти Дун Карахом, и уступавшей разве что королевскому замку в Ар Маэланн. Он не мог не привлечь птиц.
- Здесь нет птиц…
Заметил гвардеец. Пальцы крепче сжались на рукояти меча.
- Что-то нарушено здесь.
Однако одно дело – это понять. Почувствовать. Другое – что-то с этим сделать. Их путь лежал вперед, внутрь крепости, и даже зная о неправильности окружающего их места, изменить это было невозможно. Не были достаточным поводом для того, чтобы пройти мимо ворот, мимо таящейся за ними загадки, мимолетные ощущения и очередное подтверждение странности и без того странного места.
Но поводом, для того, чтобы внимательность обострилась до предела, эти ощущения были.
Казалось, Седьмой начал двигаться еще до свиста стрел. Возможно, так оно и было. Мгновение, и он стоял, напряженно разглядывая крепость. Мгновение, и он перед Кердивен, закрывая ее своим щитом и своей броней. Гвардия Левеллина должна была умереть прежде, чем удар или стрела коснется короля. И это умение не было утрачено.
Лучнику требуется от шести до четырех секунд, чтобы наложить вторую стрелу и произвести выстрел. За это время можно успеть многое. Крикнуть "В укрытие, к воротам!" Потому что вертикально вниз из лука не постреляешь. По меньшей мере - быстро и метко. Броситься туда самому, прикрывая щитом бегущую рядом жрицу. Удариться о твердое дерево, скривившись за шлемом и маской.
И удивиться тому, что лучники замолчали. Там, куда должны были с секундным запозданием литься стрелы, не было ничего. Вылезать и проверять, не будут ли дальше стрелять, не было разумным. Во всяком случае, не настолько разумным, как попытка проникнуть внутрь. Усилие, в котором объединяются мышцы ног, рук и спины, помощь Андре – и ворота, нехотя, открываются. Хотя, впрочем, именно так, как должны были открыться. Ощущалось, что держит их собственная масса, а не ржавчина в петлях.
И за воротами что-то, что сложно охарактеризовать иначе чем как:
- Безумие…
Воины довольно быстро учатся отличать целенаправленное разрушение. Производить его. То, что творилось здесь, не имело цели. Как будто кто-то громил мебель только потому, что мог это сделать. Потому что его обуяла жажда разрушать. Но тогда вставал вопрос – кто заготовил факелы. Следуя за Рейнольдом на случай, если чародей откопает что-то, от чего его придется защищать (популярная шутка Круга, которая не то чтобы не имела под собой оснований), вращая головой в поисках другого выхода, Сейвад попутно присматривался на ходу и к факелам. Возможно, огонь в них поддерживала какая-то магия. И в таком случае не лишним было бы иметь с собой источник света, на который не нужно было бы тратить ни сил, ни ресурсов.
Седьмой вернул меч в ножны и протянул руку к факелу, как с порога донеслись слова Кердивен.
Память быстро выхватила из недавних событий лежащий на земле засов. И бросился к нему Седьмой даже быстрее, чем жрица отдала приказ.
Мудрый воин выбирает свои битвы. Потому что в противном случае за него это сделает противник.
Эти слова были написаны в Уставе (который, несмотря на название, содержал куда больше наставлений, чем правил) Гвардии. Рукой самого Левеллина Восточного. Вряд ли ему первому пришла в голову эта идея, но из того, что о нем слышал и читал Сейвад, он ею постоянно пользовался. И именно это позволило ему, не имея ни родословной некоторых руадов, соревновавшихся за место командира гвардии Ардана, ни крупных армий, принадлежавших другим, чистым тактическим мастерством и умением вести за собой людей (немаловажной частью которого является стремление сохранить жизнь этим людям в бою) стать щитом короля.
Замечательные слова, когда битв можно избежать. И мрачные, когда приходится выбирать между необходимыми.
Применительно к текущему положению дел – скорее замечательные. У них была возможность не сражаться с мертвецами. Вспомнились слова Люсиль. По началу гвардеец не придал им внимания – он не знал досконально прошлого охотницы, и вид смерти, нередко, заставляет воображать больше, чем есть на самом деле. Возможно даже, что эти мертвецы были чем-то большим, чем вернувшиеся к смертной оболочке души. Может быть, Люсиль не померещилось, или она увидела что-то в глубине, до того, как какая-то сила подняла погибших и погнала их к крепости.
Мимо пронеслось что-то. Динамическое зрение выхватывает продолговатый, морозно парящий даже не в самый теплый день предмет, оставляющий за собой быстро полуопадающий, полуистаивающий след из кристалликов льда. Сейвад успел бы уклониться. Но не идущий к нему покойник. Покойник ли?
Закрытые ворота сокрыли дальнейшую судьбу цели Рейнольда. Прервал ли удар его существование окончательно? Или же, рухнув на землю, он, повинуясь движущей им силе, которой не так уж и важны ограничения смертного тела, сперва сел, а потом встал и побрел снова туда, где были по-настоящему живые? Теперь уже сложно сказать. Засов лег в пазы и выглядит надежным. Если ничто не придало рукам умерших сверхъестественной силы, ворота должны выдержать. Отойдя в сторону, он достал меч и устремил взгляд в сторону ворот.
- Offeiriades Cyrridwen, вы понимаете, что с ними?
Он бросил взгляд в сторону, на Рейнольда. Потом шлем повернулся обратно к жрице.
- Они окончательно потеряны?
Не все является тем, чем выглядит. Еще одна банальная мудрость Леллевина, которую гвардейцев учили воспринимать как нечто большее, чем пустые слова и общее место. Очевидное сейчас имеет свойства оборачиваться кошмаром сожалений в будущем. И Сейвад не хотел сожалеть.