…Снова сон, и не по-осеннему жаркое солнце плавит человеческие тела, облаченные в металл и толстую кожу. Узкой лощиной, зажатой меж серебристыми исполинами сосен, у корней которых стелется колючий ковер можжевельника, они идут в свой последний бой. Снова сон, и острые лезвия когтей взрезают кольчугу, как нож – буханку ароматного хрустящего хлеба. Снова сон, и видно, как золотая трава, в которую уткнулось искривленное болью лицо, стала червонной от крови. «Храни меня, Богиня», - шепчут растрескавшиеся красные губы. Снова сон, и она, сгорбленная, стоит над таким невесомо-хрупким телом сестры по служению, спрашивая себя: «Почему осталась я, а не ты? Почему?». Но ни сон, ни реальность не дают ответа. Теперь с этим остается только жить…
Вспышка!
Плещут над головой лебяжьи крыла парусов, и громада паравеля отплывает, и с каждой минутой расстояние между путешественниками и землей, где они родились, становится все больше. Зелень морских волн пролегает зримой чертой, разделив явь и надежду, реальность и мечту. Вслед уходящим в прошлое рыдают трубы – прощание и пожелание удачи, но почему, почему она слышит в их голосах плач? Все те, кто оставил край родной, стоят на палубе и смотрят, как удаляется берег: обездоленные, ищущие лучшей жизни, и наивные мечтатели, те, кого позвал долг, и те, кого манит все неизведанное, ищущие лекарство от ран на сердце и готовые менять мир под себя. Тогда впервые она поняла, что «отчаяться» и «решиться» - две стороны одной затертой монеты.
Вспышка!
Маленький домик с покатой крышей, стоящий у обрыва невдалеке от ажурного храма, стремящего свои шпили к прозрачному и холодному, как снежные шапки на горных вершинах, небу, где днем тлеет солнце – ржавый нимб, а ночью рассыпается бескрайнее поле звезд. Остывает в тесном камине зола, воздух пахнет свежестью орешника и горечью полыни. Мерцает в хрустальном кубке голубоватый звездный свет, скользит по бумаге тонкая кисть, сплетая вязь летящих черт… Из раза в раз из-под ее руки выходит одна и та же картина – изогнувшаяся, словно пламя у окна, фигура, пепельных волос водопад спадает на изящную спину. Что не пиши, а на странице все равно клеймом застынет этот рисунок. Попытайся изобразить хоть что-то, даже как падает багряно-желтая листва в медленные воды – и за листопадом все равно проступит ставший родным силуэт…
Вспышка!
…Ломотой в висках возвращается сознание. За спиной осталась Граница, отделяющая хрупкий мир людей от таинственных опасностей их давно покинутой родины. Где-то там остались огни Лосмора и холодная непроглядная пелена тумана. Позади долгие дни сборов, когда она в десятый раз проверяла уже осмотренное не одной парой глаз снаряжение, позади вечера молитв, в которых она просила Иркаллу сделать ее взор чистым, а разум светлым, не прятать верный путь в тенета иллюзий, а провести своей незримой ласковой рукой к самому подножию уснувшего маяка. Она сделала свой выбор, когда решилась променять тихую жизнь при храме на позабытую, казалось бы, свободу решать, на какую тропу ступить с рассветом, и не жалеет об этом.
И теперь один маленький шаг привел ее дальше, чем десятки дорог, пыль которых впиталась в ее старый плащ, сиротливо висящий дома на крюке. Она стала ближе к Надежде руадов и к тому чарующему Голосу, чей манящий зов и сподвиг ее на эту экспедицию. А рядом с ней стояли те, кому предстояло за время долгого похода стать ее новой семьей: рыцарь короля, чья душа отмечена трещиной грусти; хмурый воитель Бога Грома; невозмутимый муж из тех мастеров, два клинка которым служат продолжением рук; дичащаяся людей охотница и влекомый тайнами мироздания волшебник, спокойный сон для которого давно стал мечтой. Такие разные, но объединенные одной целью.
Еще недавно они покинули город, и палевый закат провожал их, когда под ногами шуршал ломкий вереск. Первым растаял соленый вкус моря, сменившись терпкой медовой горечью. Сердце дочери Бранвен тоже было исполнено горечи – как бы не манила дорога, расставаться с привычным укладом всегда непросто. Но тоска эта была светлой, ведь она была скрашена сладким томлением узреть то, что давно никто не видал. Стелилась стежка шагов, и впереди было только неизведанное. Что же, теперь же оно вокруг нее.
А впереди – запечатленная в старых песнях память о былом. Горизонт заслоняет надежная, как горы, и несломимая, как искренняя вера, громада Руад Эно. Они войдут под сень легенды, но останутся ли сами в легендах, или останутся в безвестности, одинокой строкой в пыльном манускрипте? Этого смертным узнать не дано, но жрица твердо знает, что если они будут бездействовать, то не смогут ничего изменить. А посему – вперед, к замшелым старым камням, не утратившим свою гордую величественность.
- Пойдем. – первой она подает голос, и тут же замолкает.
Непривычно и странно слышать человеческую речь там, где долгие годы царствовало молчание. Не сказав боле не слова, Керидвен идет вперед. Ей хочется озираться по сторонам с восторгом, как простой селянке, впервые попавшей в большой город, но положение обязывает, и посему осматривается она неторопливо и степенно. В то, что опасность может поджидать на самой границе, ей не верится, а посему она не страшится идти впереди. А даже и случись что, дочь Бранвен верит, что целительные чары и верная тяжесть булавы позволят ей сдержать первый натиск любого неведомого врага. Впрочем, быть первой – не свидетельство гордыни, и ежели кто опередит жрицу, готовясь грудью встретить возможную угрозу, возражений с ее стороны не последует.
По мосту над чистыми водами безымянной реки к могучим стенам и прекрасной башне, свидетельствующей о недюжинном мастерстве предков. Молнией мысль о том, что солнце, по всем законам должное опуститься в свою постель, все еще на небосклоне, мелькает в сознании, и с быстротой молнии же пропадает. Впереди – внутренний двор крепости, где они, возможно, получат первые ответы о судьбе своей далекой прародины. А солнце может и подождать, хотя служительнице Девы-Луны и ближе та пора, когда ночь снисходит на утомленную дневным светилом землю.
Но ответов не находится – только новые вопросы. Что же случилось здесь, в Последнем Страже? Где достославный гарнизон, почему нет защитников? Какая беда обрушилась на цитадель, о судьбе которой вот уже две сотни лет не было известно ничего? Брошенное оружие и распластанные тела, встретившие странников, не отвечают, да и не могут дать ответа. Подняв взор на высящуюся прекрасную башню, пощаженную безжалостным временем, Керидвен чувствует себя как никогда маленькой – песчинкой перед горой, мигом в вечном круге жизни.
Хочется замереть и вдохнуть воздух старины, впустить в себя память о былом, раствориться в оставшемся лишь в песнях прошлом. Но дела насущные не терпят ожидания: коли загадки множатся, самая пора искать ответы. И делать это всем вместе. Женщина задумывается: а как ей, собственно, обращаться ко спутникам? «Братья и сестра» звучит слишком выспренно и, положа руку на сердце, пока что лживо. «Друзья» - преждевременно. «Коллеги» - слишком холодно. Нейтральное «руады» - высокомерно. Остается только вести речь так, как слова сами захотят лечь на язык:
- Надо осмотреться и понять, что здесь случилось. И надо проверить тела этих несчастных, - кивком головы она указывает на покойников, - и понять, давно ли оборвалась нить их жизни. Полагаю, нам следует не разбредаться, а держаться поблизости, чтобы в случае чего… - она не заканчивает предложения, не желая накликать беду – ведь любое слово может к неожиданности говорящего обрести плоть, а дурное воронье слово – тем паче.
Керидвен понимает, что оглашает прописные истины, и за это ей немного стыдно – даже щеки порозовели. Подняв лисий ворот нового теплого плаща, она внимательным взглядом оглядывает спутников своих: все ли согласны, никто раздражения не выказывает? Пройдет еще немалый срок и не одна опасность станет на пути, прежде чем они сплотятся и начнут понимать друг друга с полуслова. Но с чего-то ведь надо начинать, верно? И подобный вариант ничуть не хуже прочих.