Эймер поскреб бороду. Задумка с псами ему крайне не понравилась. Псы не будут подчиняться никому, кроме взрастившего их с младых когтей хозяина, а хорошего псаря на болотников местный феодал (как, бишь, их тут называют?) может и не отпустить. А даже если и отпустит, сколько псарь там протянет? На одного истощенного пленного стянул еще пять рыл, да с палками. Поставят его там на нож и делов. Потом что-то придумывать, оправдываться...
— Толк не выйдет, Крайт, — Эймер сдержался, чтобы не сплюнуть. — Псов, их спускают же для травли али погони, когда враг того, бежит ужо. А болотники... Они ведь ни боли, ни страха не ведают. И от боя не бегут. Так что против них шавки будут на одну тычку. Да и псаря придется за собой тащить. А когда ему там жопу оторвут (поверь, оторвут) — нам даже в случае победы все мозги выебут. Я так мыслю: ежели люди здесь еще и промежду собой воюют, то против людей их сподручнее будет пользовать. А ты?
* * *
Дождавшись, пока все офицеры выскажутся, Эймер тоже взял слово. Касательно того, прислушаются к нему или нет, он иллюзий, конечно, не питал. Но от вовремя брошенного слова сейчас хуже никому не будет. Хуже только смерть. Смерть и болотная хворь.
— Ежели они промеж склонов пройдут, промеж склонов засаду и надобно готовить. Ямы с кольями и капканы дугой на выходе с ущелья. Когда ржа болотная в них угодит, промеж склонов будет пеший затор. В него мы прямо с вершин скатываем бочки с горючим порошком. По три с кажной стороны. Ежели выживает кто — бомбами их. Но с бомбами по уму надо — первыми бить тех, кто одоспешенный или особливо крепкий. Так как вдали на них только стрелы тратить, а вблизи без потерь и вовсе не заденешь.
Про растяжки он не сказал ничего. Не дело это, в открытых полях их пользовать. Вот в замке или городе, когда улочки узкие и никуда не деться... То да. А так и смысла нет.