За день Туська так наигрывалась - на чердаке, в подвале, даже за столиком, где распивали сивуху (отец едва не ушёл из семьи, когда она нечаянно назвала сивухой дорогущее импортное шампанское, которое он привёз матери из командировки), что ночью её и крик «бабматрёны» над ухом бы не разбудил.
Но сегодня она была наказана. За ту самую сивуху, которая шампанское. Наказана по статье «без права выхода в коридор» с общепринятой поправкой «только в туалет».
За день стояния в углу, чтения басен Крылова - половины слов она, кстати, не понимала - уборки в своей комнате, что само по себе было утопией, ухода за цветами, коих было «до дуры», как говорил Витька «Прогрессор» из соседнего двора (о нем позже), и вымаливания полчасика прогулки у родителей Туська не только не устала, но и набралась какого-то раздражающего утомления - не поиграть-не уснуть одним словом.
В голове уже пол ночи крутилась фраза из магнитофона Витьки «Прогрессора», подростка тринадцати лет из соседнего двора. Он приходил со своими дружками в надежде выпросить у мужиков алкоголя, но те только качали поддатыми головами в такт музыке и грохоту домино. Туська завоевала Витькино доверие, когда во время очередного его визита принялась подпевать Константину Кинчеву:
Моe поколение смотрит вниз.
Моe поколение боится дня.
Моe поколение пестует ночь.
А по утрам ест себя.
Конечно, воображение Туськи подкидывало картины одна психоделичнее другой, но голос у неё был что надо. Даже мать признавала за ней талант: «орёт, но в ноты попадает».
И Витька проникся. И стал приходить во двор не только за сивухой.
Слова «Моего поколения» крутились у Туськи в голове вот уже четыре часа и было ни разу не смешно. И тут, как избавление, раздался крик. Мать, страдавшая мигренями, тут же застонала в соседней комнате. Отец, страдавший любовью к командировкам, нынче утомился, тоже застонал, но во сне. А Туська поняла, что это шанс, которого скоро может не быть и при других обстоятельствах она бы спала, а вот сегодня её время пришло и плевать, что ночью. Спустя минуту она уже стояла одетая возле матери, успокаивая её и обещая, что разберется, после чего выскользнула в коридор, едва не приплясывая в такт снова раздававшимся в голове словам.
- Здрааасти, - в своей манере поздоровалась она, сна в любопытных глазенках как не бывало.
- Чего, открыть не можете? Так вон, шпилькой надо, - утерев ладонью сопливый нос, она кивнула на прически присутствующих дам, словно предполагалось, что шпильки там имеются по определению.