- Просто «далеко»?.. – бард усмехнулся по-доброму, понимающе кивая на слова Бёрнера. – Нет, не хотите – не говорите, конечно...
Но вдруг он прыснул в кулак:
- Все равно ж я увижу, куда повернете, - и сразу вскинул ладони в примиряющем жесте, даже отступая на шаг: - Ладно, ладно... Раз уж то есть тайна великая – не стану я вас расспрашивать!
Он открыто и крепко пожал руку Петро, а на замечание археолога лишь улыбнулся:
- Меня-то лютня и кормит, и одевает, справляется. Но конь ведь горбушкой хлеба сыт не будет. И не токмо кормить его надобно. Следить еще за ним, ковать вовремя. Да мне ж и не к спеху по селениям-то носиться, пешочком идучи – мир получше разглядишь. Ну и что вы, сами не знаете: по идерийским-то дорогам, не в Чаще если, полно люда ездит, авось кто-нибудь и подвезет иной раз.
***
Дальше они пошли вчетвером. За беседой дорога, всем известно, короче становится. И Дагнар – вероятно, в благодарность за то, что парни его приняли, - всеми силами стремился эту дорогу сократить по меньшей мере втрое. Он болтал без умолку. Почти не затыкался. Как и обещал, не спрашивал парней ни о чем, но говорил, говорил и говорил.
Рассказал, что попросился с ними, потому что побаивается идти один, но не людей боится, а зверья лесного. Часто оно тут на дорогу выходило раньше. Иногда белки с косулями, а иногда волки с кабанами. А оружия у него при себе – только ножик, хлеб да мясо за обедом резать.
Рассказал, что прежде дважды в год жители деревень по этому тракту непременно друг к другу в гости наведывались, чтобы, значится, соседей своих не забывать, а с кем-то и родниться. А как нынче дело обстоит, он уж не знает...
Рассказал, какие тут, в Чаще, в середине лета и в середине зимы праздники устраивают, чтобы Всевидящего прославить.
Много чего рассказал...
И рассказы его не шли вразрез с тем, что услышали парни накануне в таверне. А ведь чего только на расспросы Рэя не поведали им местные за эльной кружкой.
Что духи в Чаще порой безобразничают, и непременно надо оберег от них с собой носить. Другие возражали, что чушь все это, и нечего духов бояться, свои есть дела у них, а в людские они не вмешиваются. Кто-то бил себя в грудь, утверждая, что третьего дня за ним из лесу наблюдали олени, провожали будто бы даже. А кто-то фыркал, говоря, что на охоте, когда за ним нарочно идешь, оленя выследить еще надобно, не дурни ж они сами к людям идти. Один мужик, загадочно улыбаясь, подсел к парням за столик и предложил купить у него карту, что будто бы к зарытому в чащобе сокровищу приведет. Но его тут же подняли на смех сами местные. Хотя подтвердили, что кладов в окрестностях зарыто немерено, только никто не знает, где.
- Я ж, братцы, местный, чащинский, - продолжал между тем Дагнар. – Из Выселок родом. Только уже лет восемь там не был.
Бард неожиданно примолк, и веселенький мотив, что он негромко наигрывал, вдруг – кажется, незаметно даже для самого музыканта – превратился в тревожный.
- К нам тогда в деревню торговец приехал, всякой всячины привез. И лютню. Нет, не эту, - любовно похлопал по выпуклому бочку бард красавицу с изогнутым грифом. - Старую совсем, треснутую да заклеенную. Сам не знаю, почему я тогда у отца монет выпросил да купил ее. Бренчать кое-как научился. Потом лучше и лучше стало получаться... И взбрело мне в голову, что негоже всю жизнь в Выселках просидеть. Тогда-то я из дому и сбежал. Усы еще не проклюнулись – а ведь решил, что всех лучше знаю, как быть на этом свете.
Теперь он говорил уже не так гладко, как будто даже через силу:
- Всю Идерию исходил, да и не только ее. В каждом кабаке побывал, людей узнал – уйму. Песен сложил столько же, да что толку? - и чуть отстраненно, словно сам для себя, а не для слушателей, продолжал: - С тех самых пор не был дома. Не знаю даже, может, и прокляли меня отец с матерью... Страшно возвращаться. Ой как страшно. А тянет! Песни вон даже про то получаются... Ничего поделать с собой не могу – уже год лишь о том и думаю, чтобы в дом родительский вернуться. Как они там? Живы ли?..
***
Ближе к полудню парни заметили убегающую в сторону от их пути широкую тропинку с установленной перед нею покосившейся табличкой, на которой некогда белой краской были выведены кривоватые буквы: «Дупки. Сем с палавинаю милей». Выцветшая стрелочка под надписью отсекала последние сомнения, где стоит эти «Дупки» искать. И все же они остались неизведанными. Будь селение поближе, можно было бы зайти туда да спросить горячий обед. Однако давать пятнадцатимильный крюк дураков не было.
Зато на перекрестке лесных дорог кто-то – уже, судя по всему, довольно давно – установил грубо вытесанный деревянный стол с парой скамей. Кое-где замшелые, но весьма крепкие на вид, они, кажется, встретили здесь не одну зиму. Может быть, сюда приходили жители «Дупков»?
Как бы то ни было, сидеть за столом на скамьях всяко интереснее, чем расположиться для отдыха на земле. Так что привал решено было устроить тут.
Достав из сумы вяленое мясо, сыр и несколько некрупных луковиц, Дагнар кивнул на снедь попутчикам – мол, берите, - и впился зубами в краюху хлеба, наконец-то надежно умолкнув.
Достали припасы и его попутчики, в ушах у которых все еще продолжало слегка звенеть. Нехитрая провизия, однако, сумела поднять настроение. А еще... Вода во флягах сегодня казалась удивительно вкусной. Наверное, хорошим колодцем пользовались в таверне Криницы.