Общее. Холодное утро. Легкий туман. Около 06:30. На дороге, спешиваясь, стали собираться солдаты, собираясь разойтись со своими командирами по условленным позициям. Командирский «Тигр», до поры до времени сопровождаемый отрядом СС, отправился вперед по соседней дороге и скрылся из вида, напоминая о себе лишь ревом мотора.
— Оружие к бою, юноши! Пришло время показать красножопым, чего мы стоим! Кровь за кровь! Зиг хайль! — старик Йенс знал и умел, как подбодрить бойцов. И это, как заметил Зайер, было оправдано. Вчера, когда только всё обсуждалось, да даже еще полчаса назад, бой был где-то там, в будущем, не сейчас и не со мной. Но теперь, когда до всех окончательно дошло, что происходит, костяшки некоторых побледнели. Тонкие руки вцепились в дерево винтовок, будто за спасительный плотик. Воспаленные глаза забегали по влажной песчаной земле, вдруг найдя в ней нечто занимательное. Похожи на стреноженных телят, едва ли способных сделать пару шагов, да и те — на не гнувшихся ногах. В таком состоянии они не только не могли выполнить задачу, но и сами бы погибли, бесславно и бессмысленно. Но Гольдшмидт гаркнул как следует, сдув напавший на молодежь страх.
— Не слышу! — прикрикнул Моргенштерн, здоровенный фельдфебель из отряда Кунца.
— Зиг хайль!
Рольф знал Йенса как старого солдата. Мудрого солдата. Вряд ли он верил во всё это, но сейчас это было неважно. Главное, что бойцы очнулись, скинули с себя путы липкого страха. «Пошли, пошли, пошли!», «В цепь, левее бери! Пулемет, не спать, в центр давай!», «Шире шаг, не жмитесь! Дистанцию смотрите!» — раздавались команды от разводящих своих бойцов командиров. Бессмысленные или нет, они служили также и для того, чтобы настроить солдат на выполнение приказов, чтобы те перестали думать и лелеять свои несчастные судьбы. В конце-концов, всё пришло в норму. В центре стрелковой цепи неизменно шел командир и пулеметный расчет, если таковой имелся в отряде; сразу за ним следовал радист, коего кидать на передний край не имело смысла и являлось просто дурацкой затеей; крайним же слева шел заместитель командира. Отдельные специалисты-противотанкисты, вооруженные тем же «панцершреком», также располагались позади основной линии, готовые по команде сместиться туда, куда потребуется.
Но у десантников и штурмпионеров было иначе. Тоже, конечно, без команд не обошлось, но в целом потише. Тут и опыт сказывался, и возраст. Основная группа шла относительно плотно, выдерживая дистанцию в что-то около сотни метров между друг другом, хотя левый фланг немного проседал — между Зайером и Олдерманом почти двести метров получалось. Но у обгоревшего лейтенанта и людей было больше, и огневой мощи тоже, а уж с учетом соседей-десантников, так и вовсе. Зато центр между Тилем и Рольфом был укреплен значительным аргументом в виде самоходки. Куст на гусеницах был опасной штукой, и вряд ли у иванов было так уж много средств, чтобы заставить его заткнуться.
Как бы то ни было, до условленных позиций добрались без приключений. Зайеру и Кунцу неприятельские позиции было особенно хорошо видны — всё-таки они располагались практически на одном уровне высоты, и помешать могла лишь эпизодическая растительность. Отчетливо просматривалась мельница, лениво и без всякой пользы крутившая свои лопасти. Фермерский фахверковский дом в два этажа, и несколько построек поменьше, явно хозяйственных. Ну и линия окопов, конечно. Сходу они просматривались не так чудесно, но потратив на это время и использовав бинокль, они могли бы узнать много интересного. Жаль только, что ни у того, ни у другого в отряде не было радио, так бы они могли рассказать товарищам много нового. Особенно десантникам и штурмпионерам, которые с их текущих позиций с трудом что-либо просматривали. Одна радость — сейчас, в сырой и влажной низине холма, прикрытые кустарниками и туманом, они были абсолютно невидимы для солдат на ферме.
На правом фланге разворачивалась своя история, в целом похожая. Хоть уже и утро, но в густом ельнике было всё еще темно. Бойцы Ларса, облаченные в камуфляж, были невидимы, и обнаружить их можно было лишь по редкому треску веточек или по промелькнувшему в прогалине силуэту. Залегли у кромки холма, взяли холм на прицел. Пока Ланге шарил биноклем, к нему поближе подобрался Бауэр, чтобы если что — быстро радировать обстановку заинтересованным лицам, особенно — танку.
А вот у Кройца всё было не так замечательно, хотя он и не подозревал об этом. Где-то на холме, между ним и Ланге, советский взводный расположил наблюдателей, понимая, что 188-я остается невидимой для него.
— Zarya, Zarya, eto Ivolga. Kak slishish menya, priem. Viju vrajeskiy tank. Eto Tigr! Svorachivaet so 188-y, idet k vam vo flang vdol holma! Odin!
— Prinyal tebya, Ivolga! Sidi tiho, dokladivay ob obstanovke! Konec svyazi.
Совсем скоро весть о танке дошла непосредственно до взводного. Он собрал младших командиров, приказал тихо и без шума поднимать людей, приводить их в боеготовность. Прошедший огонь, воду, медные трубы и Одер, капитан Вячеслав Морозов дураком не был и догадывался, что если есть танк, то есть и пехота, какие-то другие силы, если немецкий танкист, конечно, не самоубийца. Он решил ничем не выдавать неожиданную находку, дабы не вспугнуть неприятеля. Появление тяжелого танка спутало все карты, и особых средств для его уничтожения у Морозова не было. Кроме одного. А еще он знал, что в ближайшее время подкреплений можно и не ждать. На ближайшие долгие часы Морозов был во всей округе один, и далекие артиллерийские расчеты не внушали уверенности, несмотря на калибр.