Десантники ехали спокойно, не переговариваясь и не занимая чем - нибудь свои руки. Думали. Каждый о своём. Лишь Циммерман изредка перелистывал страницы книги, найденной в одной из многих разграбленных советских деревень, как он сам говорил. Сборник произведений Иоганна Гёте, на немецком. Было видно, что книга видала лучшие времена, но чтению пока ещё подлежала. На полях виднелись заметки прошлого владельца, причём на языке книги. Бруно уже давно знал, что суждения пропаганды о бескультурье советской нации полностью лживы. Доказательство в его руках.
Не все понимали этой сдержанности, а из непонимания проросла и зависть. Кто - то, возможно, считал этих ребят героями, которые монолитом стоят под градом пуль и выигрывают самые безнадёжные сражения. Возможно, они просто не знали, чего стоила десантникам эта тишина. Они просто не знали цену.
Бруно с подчинёнными здесь оказался не в порыве благородства, которым руководствовались остальные. Их цель здесь была скорее эгоистичной, чем благородной. Они здесь оказались лишь потому, что человек, в жизни которого есть только война, без войны не проживёт. Так и с ними. Их не ждали дома семьи, и из беженцев они знать никого не знали. Ведь без войны солдаты становятся гражданскими, а эта участь была для них хуже смерти.
Былинный покой прервала резкая остановка и пробегающий мимо фельдфебель фольксгренадёров, который кинул в сторону броневика слово "километр" и засеменил дальше, к командирской машине.
– Вильгельм, приблизься к командиру, будь добр.
Машина осторожно приблизилась к Тигру, и одна из фигур без опознавательных знаков поднялась и выпрямилась в струнку. Не сразу все признали в нём командира, который практически ничем от подчинённых не отличался.
– Поставленную задачу понял, но Герр Гауптман, если мы пойдём через лес пешком, то можно оставить броневик на прикрытие ШтуГа. Мы всё равно не из моторизованной пехоты и сражаться на технике не привыкли. – Отвернувшись от командующих, кинул в сторону своих – Юрген, Герц, управление на вас.