Массивная громадина вышла на опушку с останками паука. Отбиваться, снова и снова. Кто там говорил, что в Лесу живности почти не водиться, да и не опасно там совсем? Зима, что ли. Надо будет в следующий раз его троглодитам спровадить, чтобы больше так не шутил. Будет у них там вождем среди вонючек. С Мамкой потрындит.
Тем временем, группа осторожно ретировалась в лабораторный корпус и затворила за собой крепкую дверь. И Дима еще свет догадался погасить. На помещение густо упала тьма, и теперь смелые лазутчики-тангейзеровцы были надежно спрятаны от нескольких тонн мутантской плоти, что сейчас принюхивалась за бортом. И нет, Оно искало не обычные человеческие оттенки среди пороховой гари и смрада фальшфейеров. Оно лезло в самый сокровенный тайник. Запах мысли!
Осознав, что нужно немедленно отвлечься от созерцания убийственной туши, Дима навел автомат на вход на всякий случай, а сам огляделся по сторонам в поисках чего-то, за что могло уцепиться его растревоженное сознание.
Фотография! Женя рассматривал старое фото, и приглядевшись, Дима угадал воспоминания собственные, еще из далекого детства. Так получилось, что сейчас они думали об одном и том же прошлом. Об одной сцене из жизни. И этот фрагмент он помнит отчетливо, с самого пробуждения на полу Гекса.
Первое, что приходит в пустую голову без прошлого — детство. Теплые эмоции окутывают это воспоминание, как и любые фрагменты прошлых жизненных периодов, они имею субъективно-счастливый окрас. Дмитрий тянет на себя удилище спиннинга старого образца. Катушка трещит от нагрузки, леса звенит в крайнем натяжении. Момент — и рыба показывается из воды: темно-серое тело глубоководного речного сома с длинными усами всплывает на поверхность. Момент — и рыба срывается с крючка, обдав Дмитрия маленьким дождиком из капель и оставив ребенка в недоумении на покачивающейся лодке.
Дима прокручивает воспоминание в голове, воскрешает те старые образы. Интересно, помнит ли свой отрывок из прошлого Женя? Хочется спросить, но нельзя издавать звуки. Да и неудобно как-то.