Некоторое время у исследователей заняли попытки хоть немного привести себя в порядок. Троглодиты обладали немалой силой, и оставили после себя внушительные гематомы и рассечённую местами кожу. Особенно пострадали Женя и Римма - у пухлого охранника немилосердно болело всё тело, а Римме до сих пор было больно слишком глубоко вдохнуть. Меньше досталось Летову - немного подташнивало, и гудела голова, а через разбитый нос плохо дышалось. Софья чувствовала тупую пульсирующую боль в области груди. Одна лишь Кристина выбралась сухой из воды, не получив ни малейшего повреждения.
Чтобы облегчить свои страдания и ускорить заживление, Рииме и Жене пришлось разоблачиться до пояса, что могло вызвать некоторую неловкость. Дмитрий тактично оставил медпомощь учёной ей самой, чтобы не смущать женщину(хотя, возможно ли было вообще её смутить?), а сам занялся Женей, а потом и собой. Покончив с этим, исследователи продолжили движение вглубь леса.
По пути Римма изучала с таким трудом добытый журнал - находка, как казалось, не самая желанная и интересная, но на поверку оказавшаяся весьма полезной. Правда чтобы читать рукописные буквы, пришлось включить фонарь или воспользоваться ХИСом - деревья росли так густо, что видимость была очень малой.
Итак, этот журнал действительно принадлежал тангейзеровцу, и был чем-то вроде замены сломанному ноутбуку - такой была пометка под обложкой. Автор кратко рассказал, что его девайс, на котором хранились материалы, внезапно отключился после вхождения в очередную "глухую зону", и чтобы не терять впредь данные, он решил по старинке использовать рукопись. Данный дневник был ещё и личными заметками, а не одним лишь журналом наблюдения.
Все материалы в дневнике касались самого Чёрного Леса. Уцелел фрагмент, рассказывавший о том, что данный лес начинает распространяться ещё под землёй в виде обильной и разветвлённой корневой системы, единой для всего леса. Первые его корни обнаружены за несколько километров от текущей границы. Пускаемые наверх стволы растут очень быстро и очень густо, подавляя другую растительность. Иногда просветы между двумя разными стволами составляют всего лишь сантиметр. Сами стволы могут быть от десяти до шестидесяти сантиметров в диаметре. Черный цвет стволов и листвы обусловлен высоким содержанием масел в древесных волокнах, которые можно использовать как низкооктановое топливо - например в масляных лампах. Только вот пилятся и перемалываются деревья очень неохотно - слишком крепкие. Однако эти деревья - не просто деревья. Большая часть стволов - "ненастоящие", так называл их учёный. Их вырубка не приводит ни к чему. Настоящие же стволы испускают "слабый аномальный фон в 200-300 мкБр" на частоте пси". Одно дерево даёт едва заметный эффект, но в массе они создают опасный урвоень психоактивного поля, которое влияет на мозг самым дурным образом. Не рекомендовалось оставаться внутри леса дольше, чем на несколько часов без регулярного приёма седативных препаратов, иначе вполне легко было сойти с ума. Также рекомендовалось регулярно менять состав исследовательской группы, так как эффекты излучения носили накопительный характер. В самом лесу встречались небольшие светлые поляны, не заросшие деревьями, и психофон там был в норме, если сравнивать с показателями остальной Восьмой Зоны.
Через пару вырванных страниц учёный осторожно предполагал, что у леса есть некий центр, из которого деревья и ретранслируют это излучение. Все опрошенные и он сам в один голос говорят, что среди возникающих слуховых галлюцинаций наиболее часто встречается звук, похожий на шепот. Шепот этот будто бы исходит от самих деревьев, они как бы пытаются говорить с людьми. Вероятно, слышали его не только люди, но и троглодиты - они часто скапливались у таких деревьев, обнимали их и пытались есть кору. Прислушиваться к этому шепоту категорически не рекомендовалось.
Лес был малонаселён, психодеревья вытеснили практически все другие формы жизни. Внутри кое-как приспособились выживать только племена лесных троглодитов, охранявших своих альфа-самок, стаи волков и вороны. Также учёный кратко упоминал о лосе и медведе. Именно кратко и в единственном числе. О лосе была одна заметка, в которой учёный рассказывал, что видел его лишь дважды издали, и тот ни разу не поедал траву или мох. О медведе же и вовсе было всего два предложения: "Он кричит как человек!" и "При встрече с медведем - не думай о медведе!".
Сам Лес родился из какого-то заповедника, карта которого была вклеена сюда же. Вокруг этой карты была нарисована ещё одна граница, ширившая территорию заповедника почти в два с половиной раза, и захватившая все ближайшие населённые пункты и автодороги. Судя по заметкам учёного, лес и не думал на этом останавливаться, и продолжал очень быстро расширяться. Сделать карту леса не представлялось возможным, так что учёный предлагал определять своё местоположение по объектам-ориентирам, чтобы понимать хотя бы где ты примерно находишься, и в каком направлении идти дальше. Таких ориентиров было всего десять, и одним из таких как раз и был искомый дом лесника. Последний и вовсе был одним из немногочисленных мест, где ещё и психофон был в норме, а растительность была реже.
Последней записью было следующее: "Нападения на полевую лабораторию слишком участились. Я приказал свернуть миссию. Группа в составе 17 человек ушла по тоннелю номер 21 под заводом космического приборостроения. Гермодверь была закрыта с той стороны. Сам я остался. Мне возвращаться некуда."
Была также небольшая заметка о сталкерах.
"Почти все они, в противовес всем этим наполненным приключенческой романтикой бредням, больше всего напоминают самых обычных уголовников, одержимых лишь наживой, и отчаянных настолько, чтобы залезть сюда. Ни малейшего благородства, никакого "сталкерского кодекса чести" - всё это мифы. Среди них совершенно в норме вещей сцепиться из-за добычи, бросить товарища или пустить кому-нибудь пулю в спину. Они готовы продавать опаснейшие аномальные объекты даже террористам, если они больше всех заплатят, и случай в Тель-Авиве лишь единичный тому пример. Они легко обманывают новичков-напарников, которых зовут брелками и пользуются их неискушенностью, и нередко жертвуют их жизнями без раздумий и сожалений. Немалая часть сталкеров, кстати, действительно бывшие узники различных лагерей, нашедшие новую нишу в криминальной сфере, или просто какие-нибудь отбросы, неспособные жить нормально. Немалая их часть, кто достаточно долго общался с Зоной, уже имеет запущенные генетические дефекты и мутации, и с каждым днём они всё меньше походят на людей. Во что они выродятся в итоге - я даже представить себе боюсь. А ведь мы для них теперь - цель."
Более в журнале ничего интересного не нашлось, а половину страниц и вовсе кто-то повырывал.
----------------------------------------------------------------
Чем дальше исследователи углублялись в Чёрный Лес, тем темнее вокруг становилось. Кроны деревьев были так густы, что под ними день казался ночью, и разглядеть хоть что-то без фонаря было решительно невозможно. К счастью, осветить путь было чем - на эту роль неплохо сгодился Шарик, послуживший путеводным летающим прожектором. Вместе с тем лес был необычно тих - отсутствовали привычные лесу звуки вроде птичьих голосов и стрёкота насекомых. Оттого сильнее нервировало, когда нет-нет, да хрустнет где-нибудь неподалёку какая-нибудь веточка, или зашуршит что-нибудь в ближайшем кустарнике. Любой звук и шорох казался рыскающим поблизости хищником или крадущимся вслед с недобрыми намерениями человеком. Мерещились за чёрными стволами неразборчивые силуэты и призрачное движение. Возможно, это так же было свидетельством повышенного психофона, о котором прочитала недавно Римма, и что подтверждали датчики в её собственном костюме и костюме Кристины. Данные, выводимые прямо на забрало модулем дополненной реальности, постоянно докладывали о неуклонном росте аномального излучения пси-частоты. Нервозность тем не менее никуда не уходила, и медленно, но верно росла и копилась.
Всё реже в лесу встречались признаки человеческой цивилизации. Заросли поглотили всё рукотворное, оставляя лишь жалкие напоминания, которые тоже скоро будут стёрты. Одиночный ржавый корпус автомобиля, раздавленный древесными стволами. Остатки фундамента человеческого жилища. Одинокий автобусный полустанок без имени. Короткий участок дороги с остатками асфальта. Ржавеющий в зарослях танк Т-72, вросший в землю до гусениц. И потому было удивительным видеть, что в Лесу уцелел аж целый дом.
Деревья и бурелом по бокам уже высились стеной, формируя неширокий тёмный тоннель, когда вдруг луч прожектора Шарика выхватил из темноты уцелевший участок забора с облупившейся голубенькой калиткой. Забор уходил в две стороны, упираясь в сплошную непреодолимую стену чёрной древесины, которая немного расширялась чуть дальше. Странно, но при взгляде на эту калитку у Софьи возникло острейшее чувство дежа-вю. Она отчётливо помнила и эту дверцу, и небольшой козырёк над нею, помнила почтовый ящик с номером 4/1 и такую же шильду на правом столбике, прибитую на гвоздь. Помнила она и то, что калитка эта открывалась путём нажатия на небольшой металлический язычок над ручкой, который служил рычагом, подымающим засов. Стоило только нажать на неё - и дверца упала, ввалившись внутрь. А за нею начинался участок двора перед длинным двухквартирным домом.
Ещё до того, как войти, Софья уже знала, что увидит слева собачью будку. И она действительно была там - покосившаяся, ветхая, с рукописной надписью "Бобик" над входом, и одиноко валявшейся цепью, оборванной у самого начала. При взгляде на неё возник странный рефлекс - желание приготовиться и поймать несущуюся на неё собаку. Она буквально слышала, как топочут на сумасшедшей скорости четыре лапки и бренчат металлические звенья. Но собаки давно не было здесь - простыл и след. Осталась только пустая эмалированная тарелка с нарисованной клубничкой, тронутая ржавой червоточиной на донышке. Справа должна была быть машина - старая зелёная "Нива". И она и правда там была - стояла на спущенных колёсах, утратившая все стёкла, с распахнутыми настежь дверями, капот, крыша и салон покрылись толстым слоем слипшейся жухлой листвы. Дом она узнавала тоже - во всяком случае ту его половину, что была сейчас повернута к ней. Она точно знала, что только эта половина выкрашена в салатовый, да и вообще знала, что этот дом разделён на две половины и его занимают сразу две семьи, и с другой стороны находится уже другой двор с другим входом. Знала она и то, что существовал сквозной проход между соседями. Дом выглядел практически нетронутым - его не взломали и не разорили, и ветшал он только от времени и подтачивающих его деревьев. Он служил своегобразным коридором между смыкающихся рядов чёрных стволов, которые медленно, но неумолимо отрезали этот путь в заповедник навсегда. Впрочем, его даже укрепили - оба окна по бокам от входа были неровно, но наглухо забиты крепкими и толстыми досками, а на родную дверь с мягкой обивкой навесили внушительных размеров амбарный замок.
Улица Пролетарская 4/1. Какой невероятно знакомый адрес. И как невероятно-знакомо тут всё для Софьи. Разве что... Всё кажется очень уж маленьким, хотя с виду размер дома, двора и калитки вполне себе обычный.
Римма, сверившись с картой в журнале, обнаружила, что этот дом был первым из ориентиров, отмеченных учёным на карте. Этот дом был помечен знаком вопроса и словами "осмотреть позже". Ещё одной интересной деталью было едва уловимое синее свечение, слабо мерцавшее в щелях между досками и дверных зазорах.