По-настоящему запахло переменами с началом войны в Афганистане. Тогда им ясно дали понять, что, возможно, им придется устроить охоту на двуногую дичь. Ликвидаторов, конечно, не привлекали к общевойсковым операциям, но для устранения полевых командиров — вполне. Это было странно и непривычно для Димы, который к тому моменту вот уже почти как тридцать лет уничтожал нечисть. Он привык к глухим белорусским болотам, из которых на близлежащие колхозы стабильно каждое лето лезли крокодилины, с трудом поддающиеся буквенному описанию. Привык к темным зимним лесам в Владимирской области — как-то раз он почти две недели гонялся за «лешим». Привык и к зловонным канализациям больших городов, раскиданных по всему Союзу. Но Афган стал для него чем-то новеньким с его горными перевалами и песками, не прощающими ошибок. Охота на мыслящих существ внесла горькое разнообразие в профессию ликвидатора. Ведь большинство тварей, которых выслеживал и уничтожал Беркутов, настоящим разумом не обладали, хоть и могли быть именно по-звериному хитры и изобретательны.
Для новой стези ликвидаторы отлично подходили. Они обладали обостренными чувствами, отличной реакцией и внимательностью, которые не падали даже при значительном физическом истощении. Ликвидаторы также отличались высоким болевым порогом и отличным здоровьем, что позволяло возвращаться на базу и выживать даже при достаточно тяжелых ранениях. Наконец, элитный статус позволял получить доступ к лучшей экипировке, какую только мог предоставить Союз. В том числе и некоторые эксклюзивные и экспериментальные образцы. В общем, ликвидаторов забрасывали в глубокий тыл и надолго. В таком режиме Дмитрий прослужил несколько лет, мотаясь из Афганистана и в Москву и обратно. В последний год войны и еще некоторое время спустя после её официального окончания, майор Беркутов, как и другие, занимался вызволением соотечественников из плена моджахедов и ликвидацией последних соответственно. В девяностом году Дмитрию Беркутову было присвоено звание полковника КГБ и высшая степень отличия — Герой Советского Союза. Ну а потом, год спустя, он стал героем уже несуществующей страны. Дмитрий не вписался в новую систему, подразделение «Л» было упразднено, и ликвидаторы отправились в почетную отставку. Начались пресловутые «лихие девяностые».
Новое правительство осознало опасность, исходившую от ликвидаторов, когда в начале девяносто четвертого Михаил Игнатьев, 1939 г.р., майор КГБ в отставке, расстрелял из наградного пистолета Е.Гайдара и Е.Ясина в одной из столичных кофеен. Игнатьев не покинул место преступления, и, прогнав посетителей и дождавшись прибытия наряда милиции, уничтожил и их тоже, завладев табельным вооружением и боеприпасами. На переговоры Игнатьев не шел. Попытки выкурить майора не увенчались успехом, и было принято решение пойти на штурм. Взять живым его не удалось — Игнатьев привел в действие СВУ, подорвав себя и пошедших на штурм. Этот случай получил широкую огласку в СМИ, что привлекло внимание и общественности тоже. С тех пор за ликвидаторов взялись всерьез, и Беркутов, например, был вынужден покинуть ряды милиции, куда он вообще пошел из-за полной безнадеги, так как копеечной пенсии на жизнь не хватало, а заняться модным бизнесом или пойти в бандиты не позволяла совесть. Потом он остался совсем один, потеряв связь с бывшими сослуживцами. Кто-то спился и умер, кто-то не справился с новой жизнью и застрелился. Они бежали из страны, погибали в конфликтах и разборках, по-всякому. Сколько их осталось? Беркутов не знал. Десяток, быть может. Многие превратились в почти обычных людей, ведь никто больше не производил «сыворотку Л», ликвидаторами в шутку называемую «озверином». Беркутов берег герметичный пенал из простого пластика оранжевого цвета, в котором хранилось три маленьких шприц-тюбика. Вполне вероятно, что сейчас, в 2013 году, это были последние образцы сыворотки. Дима уже и забыл те чувства, которое вызывала химия.
И вот он брел сквозь снежную равнину и метель, преодолев МКАД и топая в сторону микрорайона Абрамцево, который формально относился уже к Балашихе. Скучный, тихий и дорогой. Почти сплошной частный сектор, несколько магазинов. Собственно, всё. Ему позвонила какая-то дамочка, которая очень волновалась и ничего толком не объяснила, кроме того что у них "сломалось электричество". И поскольку отопление в доме работало за его счет, она очень просила поторопиться. Было очень снежно, и Дмитрию вряд ли хотелось выходить из квартиры, но ему обещали доплатить, и прилично. Прибыв на обозначенный адрес, Беркутов увидел перед собой высоченный забор, который по средневековым меркам вполне мог сойти за крепостную стену. Двухэтажный кирпичный домишко, примерно восемь на восемь, плюс гараж на две, а то и три машины, был забору под стать. Вокруг — кромешная темень, только собаки лают где-то. Но в одном из окон дома, на втором этаже, угадывалось горение свечи. Звонок, конечно, не работал, но хозяева догадались оставить калитку открытой.