Валантен не стал орать ничего. Ему было слишком грустно для того, чтобы издавать громкие звуки. Кажется, он готов был расплакаться из-за несправедливости жестокого мира, что заставлял культистов собираться для жертвоприношений вместо задорных оргий. Тем не менее — мысли его часто расходились с делом. Глаза слезятся, руки делают, ноги делают, или как там в поговорке? Ален, грустя, ворвался в голозадую толпу размахивая двуручным мечом.