Пастор завершил молитву как раз вовремя, чтобы увидеть, с какой безжалостной эффективностью Урсула и Гарольд расправляются с парой незадачливых дозорных. Его лицо, только что странно умиротворенное и будто сиявшее тихим внутренним светом, тут же помрачнело. При виде того, что колдовство Гарольда способно сотворить с живой человеческой плотью, пастор содрогнулся. По крайней мере, закончилось всё быстро.
Когда прямая опасность миновала, пастор подошел поближе и, избегая встречаться взглядами с остальными, хмуро перекрестил черноту под сводами пещеры, проглотившую Емика. Второй бродяга еще слабо хрипел на земле со стилетом Урсулы в боку, пока та шептала что-то ему в ухо, но сомнений в его судьбе уже не было. Пастор перекрестил и его.
— Видно, придется, — глухо отозвался он на слова Гарольда, бережно складывая свою веревку в карман сутаны.
Со вздохом пастор сдернул с фонаря брошенный им же клобук и снова натянул на голову. Затем, сам фонарь предоставив Гарольду, подобрал с пола дотлевающую головню. Головня, мигнув, тут же снова раскраснелась, налилась жаром.
— Нужно сжечь тела, когда мы здесь закончим. Такого, что стало с теми солдатами, не заслуживает никто, — сказал пастор, всё еще ни на кого не глядя, и нырнул в узкий лаз, за которым, должно быть, дожидались новостей остальные «колпаки».