Поразительно, как порой человек, внимательно выискивающий опасность, не замечает её под самым своим носом. Урсула думала об этом, когда согнувшуюся спину первого остолопа, слепо шарящего в темноте острием ножа в каких-то дюймах от её укрытия, высветил его чертыхающийся напарник. Это могло бы повеселить её — если бы было чужой историей, рассказанной кем-то из её приятелей за кружкой дрянного вина в «Сияющем змее», и если бы ситуация не была так страшна и омерзительна. Если бы эти люди не угрожали семье Энквитуров и не творили бесчинства в семейном склепе.
Урсула не чувствовала, что ей хочется потешаться над этими двумя. Она чувствовала, что должна наказать их — и за то, что они ей сделали, и за то, что были так беспечны. Люди, повернувшиеся к ней спиной, никогда не вызывали в Урсуле ни страха, ни участия. За секунду до того, как подалась вперёд, она подумала, как было бы сложно объяснить это пастору...
Второй колпак тоже ничего не заметил. Не заметил, как тень вышла из тени и мягко ступила ему за спину — и как слева в дрожащий свет головни нырнула рука в перчатке, легла на лицо, сдавив губы и задушив опоздалый возглас, впилась в челюсть и неожиданно смело начала задирать голову назад.
Урсула работала быстро. Она стояла твёрдо и готова была принять на себя вес чужого слабеющего тела, которое перестанут скоро держать собственные ноги. И она знала, что делала, когда направляла тонкий стилет в поясницу под углом снизу вверх, резко и уверенно.
Ударить, нажать, провернуть. Как по учебнику.
Эспер бы удивился, насколько прилежной ученицей она была.