Удивительно, но оставшиеся в пещере так и не услышали шагов девушки. Вот она была — и пропала.
«Тоннель» на поверку оказался тесным лазом, где худая Урсула могла идти в полный рост, но широкоплечий мужчина чувствовал бы себя как в дымоходе. Лаз выгибался так, что из одного конца не просматривался другой. Стены состояли из земли, перемешанной с камнями. В этой смеси встречались большие корни деревьев, змеящиеся до самого пола и облепленные неприятно-скользкой землёй. Где-то цокала капель, напоминая о ливне снаружи. Больше всего проход смахивал на штрек природного происхождения: может быть, ручей проел его, потому и потребовалась дамба. Он имел около шестидесяти футов в длину и привёл Урсулу к трещине в уже знакомой каменной кладке.
Бело-серые мраморные плиты разошлись, открывая разрушенный проём. В центре просторного помещения, действительно похожего на алтарный зал, трещал большой костёр. Немало труда было вложено в здешнее убранство. Блики играли на пыльных мозаиках, изображающих классическую троицу: Сломаного Бога Илматера, согбённого дыбой, в центре, а также Равноапостольную Матерь и Первого апостола, принимающего из облаков Догму. По углам копилась тьма, в которую Урсула, при желании, могла бы проскользнуть, поскольку свет не достигал дальних стен.
Перед костром сидели две тени, в которых узнавались коренастые очертания бородачей. Куда хуже выглядело то, что происходило левее — на том, что когда-то было алтарным возвышением. На полу лежал довольно пожилой человек — возраст выдавала серебряная седина. Когда-то он носил строгий длиннополый сюртук, но теперь одежда на груди и животе была разорвана. Два «красных колпака» сидели на его руках, а за ними возвышался настоящий великан. Гигант, человек-башня с невероятной шириной плеч и бочкообразной грудью, закрытой самодельным кожаным доспехом (в прошлом — явно рабочим фартуком). Его колпак был сдёрнут, открывая грозное лицо с кустистыми бровями и гривой чёрных как смоль волос. Он как раз передал щипцы с тлеющим в них углём последнему бродяге. Бас принадлежал ему.
— Теперь ты, Емик, — велел он. — Брось уголь на его живот и слушай, как огонь откроет правду.
— Нет... — раздался стон. — Остановитесь, я... я... судья...
— Ты? Ты — судья?! — расхохотался бас. — Милосердный Илматер наш судья, но никак не ты, подлец. А ты, брат, оставь трепет. Будет славно, если мы узнаем ответы до возвращения преподобного.