Самуил еще стоял посреди разбросанных тел, пригнув голову и тяжело, шумно дыша. Только теперь, когда наступило подобие тишины, он заметил, как гулко всё это время ухало в груди сердце. Внезапный прилив энергии, так пригодившийся для последнего рывка, покинул его, и не было сил ни удивляться, ни ужасаться — только стоять и наблюдать, как догорает последнее из умертвий, объятое святым огнем. «Сжигайте своих мертвецов» — кто бы ни написал это, он знал, о чем говорит. Щит пастора замигал и угас, и вот уже ничего в нем не напоминало о чуде. Просто выщербленное дерево, просто облупленная краска. Там, где когти прошлись особенно глубоко, тугие стрелы дождя сшибали ее на землю белыми хлопьями.
Рядом оказался Гарольд, который что-то говорил. Секунду пастор непонимающе смотрел на него, будто силясь что-то вспомнить. Вдруг его лицо исказилось, и он решительно шагнул Гарольду наперерез, норовя схватить того за плечо. Хоть пастор и не ответил на вопрос, джентри во всём мог убедиться сам: распоротый рукав сутаны на протянувшейся к нему руке блестел от крови. Только пастора, похоже, волновало совсем другое.
— Гарольд, что вы наделали? — заговорил он быстро и требовательно. — Это же… Это…
Не в силах подыскать нужных слов, пастор только нетерпеливо качнул щитом в сторону тел, наполовину превращенных в черную патоку, которую теперь мешал с дорожной слякотью дождь.
— Да кто вы такой?! — отчаялся он наконец.