ссылкаЗа всё время путешествия, пожалуй, лишь мадемуазель Латту (по крайней мере Гарольд не был поправлен Урсулой по этому поводу) смогла найти наибольший отклик в душе юного странника. Быть может потому что плавные черты лица её заставляли де Фуко испытывать незнакомое ощущение... О-щу-ще-ние... Гарольд весь первый день пытался понять, что это было за ощущение: то ли смесь испуга и удивления, или же это радость (с какой детвора радуется булочкам с корицей в лавке, что у моста Спящий Дракон в Невервинтере) пополам с легким "тремором", настигающим руки и ноги в холодную зимнюю ночь. Возможно, дело было не в физической красоте, диковинном мундире (на женском то плече) и оружии, но в том, что девушка без видимой тревоги или отвращения поддержала беседу с юным джентри. Гарольд уже позабыл, что значит говорить о мелочах и повседневности с незнакомцами и не замечать тревоги в их взгляде или того почтенного расстояния, что возникало между говорящими с первых секунд будто бы само по себе. Впрочем, из разговора с девушкой, юный скиталец понял насколько сильно выпал из жизни родного города: решительно все пересказанные Урсулой новости вызывали удивление в де Фуко. "Облава на "Утонувшую Флягу" из-за контрабанды?!", "Почтенный богослов Гранжель подозревается в растлении малолетних?!", "Тайные ходы из Дома Знаний в портовый район?!". По смешкам Латту Гарольд в конечном счете понял, что его наивностью пользуются, сочиняя "новости" на ходу из-за чего вид принял насупленный. Впрочем, ненадолго - разговор продолжался вновь.
Давненько юнец уже не ощущал как губы растягиваются в подобие улыбки, а тревоги о сновидениях пусть немного, но утихают. Тем сложнее оказалось сходу осмыслить происходящее на развилке...
– Урсула, – прошептал юноша, после того как осенил себя крестным знамением и заветным "Боже милостивый", обращаясь к девушке. – Не могли бы вы предупредить господина Валден-Роя о... о...
Собственно, о чем предупреждать, у Гарольда язык не поворачивался произнести. Сердце его, по ощущениям, забилось о грудную клетку, как только детали происходящего позволили предположить, что перед путниками явила себя во всей красе Цветочная Чума. "Коль скоро это возможно, значит...", - юноша сглотнул подступивший к горлу ком волнения. Сны. Лабиринт. Терзания последних ночей, то усиливались, то опадали, будто намекая на грядущие перемены, а в словах Песни, юноша слышал что-то знакомое (насколько давало понять скудное познание де Фуко в языке Лесного Народа): "... Семена Цветов... Урожай Душ... Обожженный Труп". У последнего, кстати, вполне могло быть и другое толкование, относящееся скорее не к останкам живого создания, но к остову какого-то строения или же останкам как таковым... таким как почерневший дуб.
Гарольд аккуратно положил вожжи на козлы. В шуме дождя теперь явственно было слышно чавканье пирующих. Взглядом джентри попытался отыскать среди инфицированных своего нанимателя и окружного судью. Странно, но как такового страха де Фуко не испытывал. "Шесть лошадей, четыре "мундира", - посчитал про себя Гарольд и сглотнул слюну, быстро заполнившую рот. Впрочем, надвигающиеся сумерки в отсутствии искусственного света мешали сказать с уверенностью, что ещё два тела не находятся где-то среди конских трупов. Юноша начал аккуратно спускаться на землю.
– Пастор... – попытался негромко привлечь внимание священника Гарольд. Наверняка, наверняка, служитель церкви должен знать что делать в случае столкновения с подобным извращением жизни.
Сапоги джентри с чавканьем опустились в дорожную грязь. По плащу и дорожной треуголке тут же забарабанил дождь. Пальцы Гарольд потянулись к нижним пуговицам просторного одеяния, дабы иметь возможность дотянуться до магического жезла на поясе...