Аська спала по-младенчески, в позе эмбриона, поджав острые коленки к подбородку. Она иногда ловила себя на том, что просыпается с большим пальцем, засунутым в рот. Она не размышляла, почему так. Она в последнее время вообще мало размышляла, потому что размышлять не хотелось. Начинаешь размышлять... и все вокруг рвется как мокрая бумага. Она ловила себя на том, что ей вообще не хотелось просыпаться. Вот как сейчас.
Будильник рвет сон в клочья. Аська еще минуту лежит не двигаясь и дышит себе в коленки, пытаясь удержать под закрытыми веками розово-золотые облака, золотую карету, вороных коней и темноволосую девочку с бархатными глубокими глазами, в которых не отражается солнце. Там все как на картинках из сборника сказок Андерсена, зачитанного ею в детстве до дыр. Девочка чем-то неуловимо похожа на Машку, Айрис. Ее зовут Айрис. Надо запомнить. Айрис.
Сон похож на песок, бегущий между пальцами. Истаивает клочьями, ускользает из памяти. Оставляет смутное чувство: я была дома. И печаль.
А здесь я не дома. Все чужое. Не мое.
Аська встает, идет прямо в застиранной старенькой ночнушке в ванную, смотрит на себя в мутное зеркало. Что ей какая-то там доска позора. Она и так висит на доске позора. Корявая, горбатая, - говорит она своему отражению. Оно и впрямь невзрачно: с опухшими со сна веками, белесыми бровками, выдающимся вперед носом. Ей по всему виду лет тринадцать. Все говорят, что ее психологический возраст меньше биологического. Недоросток. Даже ночнушка сидит на ней криво, как и светленькая рубашечка.
От холодной воды это лицо еще и краснеет, начиная с кончика носа.
Мама нещадно дерет ее волосы расческой: Аська физически чувствует ее раздражение, ожесточенность, идущие вразрез с ее фальшивыми, приторно-сладкими словами. Движения не обманывают. Аська молча терпит, шмыгает носом, отводит глаза в сторону. Ну и ладно. Пусть хоть все выдерет, не жалко. Все равно как крысиные хвосты. Аська лелеет мечту обриться налысо и прийти в школу в таком виде. Как самая эльфийская принцесса. При этой мысли ее дыхание стесняется сладко-горьким чувством самоуничижения.
Наверное, мама раньше была в Нарнии. Все девочки там бывают. А потом они вырастают, выходят замуж и навсегда остаются здесь, потому что их дочки должны расти не в Нарнии, а среди чахлых кленов с обломанными ветками, ржавых труб железных качелей и заваленных окурками и собачьими какашками песочниц на детских площадках большого города. Да еще и мужья куда-то от них деваются. Наверное, в Нарнию... Аська смутно помнит среднего роста лысоватого мужчинку с оттопыренными мокрыми губками и белесыми бровками (совсем как у нее). А Маринка его совсем не помнит, потому что она тогда еще не родилась. Этот мужчинка не может быть ее настоящим папой. Это так, он приходил и хотел здесь поселиться, но мама его выгнала, потому что он не эльфийский лорд...
Так вот, мама теперь никак не может вернуться обратно в Нарнию. Поэтому она горюет и злится. Злится и кричит на детей в детском садике, злится и кричит на Аську, которая не виновата, что она родилась, а просто здесь совершенно лишняя, потому что она мешает маме вернуться обратно...
Аська не виновата, и мама это знает, и чувствует себя виноватой за то, что напрасно сердится на Аську, и от этого еще больше злится и дерет, дерет, дерет ей волосы расческой, говоря ей лживые приторно-сладкие слова...
И Аське хочется в один прекрасный день уйти в Нарнию окончательно и не возвращаться, чтобы мама перестала кричать.
До школы не так уж и далеко. Можно было бы и пешком дойти. Но пока мама потирает ветровое стекло и боковые стекла пыльной ветошкой, она молчит, и Аська надеется, что она сменит гнев на милость.
В машине Аська опять молчит, пристально смотрит в окно. Слушает мамину ругань как фон, как шум дождя за окном. Она почти привыкла. Телефон пикает смской. Танька Таран? Убить? Что-то Машуту совсем перекосило, тоскливо думает Аська. Может, книжек на ночь перечитала? Детективов? Аська ни разу не перешла Таньке дорогу. Она что, самоубийца? Она только что заработала себе талон на жизнь и безопасность списанной домашкой по математике. Нет, что-то Машута зря выдумала. Надо будет Машуту расспросить.
Очередная "маленькая дрянь" неожиданно оказывается перышком, сломавшем спину верблюда.
Безропотную Аську вдруг подбрасывает на заднем сиденье.
- Ну сдай меня в детдом, если я тебе так мешаю! - неожиданно орет она на маму, ожидая получить оплеуху (мама реагирует на крик как бык на красную тряпку), рвет ручку машины, которая уже подъехала к школе и останавливается на обочине дороге. Дверь заблокирована, но Аьска тщетно борется с ней, рискуя сломать дверь и пытаясь удержать внутри горькие горячие слезы, вдруг подступившие к глазам.
Когда дверь наконец открывается, Аська вылетает пулей... нет, неловко вываливается из машины, пачкая об нее ноги в штопаных колготках, и несется ко входу. "Убьет, убьет.... ну и пускай! - пульсирует в ее голове.
Но как только входная дверь школы захлопывается за ее спиной, Аськина отчаянная решимость тает. Под ложечкой поселяется твердый холодный комок. Школа - чужая территория. Опасная. Аська невольно начинает сутулиться, опускает глаза - делает так, чтобы занимать как можно меньше места в пространстве. И идет вперед твердой походкой приговоренного к повешению, который знает, что петли не избежать, но все же надеется... на что-то.
Начинается новый день жизни Александры Гуськовой.