Напряженность спала сама собой. Объятья Аделины творили чудеса, на смену суровой решительности пришло странное покалывающее чувство в области груди. Приятное душевное тепло, казалось, ощущалось физически. Она прижалась ко мне своим шикарным телом, так что я чувствовал удары ее сердца. Слезы счастья и такие трогательные слова...уголки рта невольно дрогнули и, о чудо, выдавили из меня улыбку. Старина Смоллет был прав - слезы женщины могут растопить камень, именно такой сейчас упал с моей души.
- Ничто и никогда! - отозвался я эхом.
Вспомнив, что церковник, все еще не на земле, я взглянул в глаза Лютера, тот явно был сам не свой, не к добру это, потеря контроля могла привести к смерти. Под аккомпанемент моих мыслей "кровавый нос" рухнул на землю и, конвульсируя и пенясь, отошел в мир иной. Предсмертные вопли привели Готто в чувство, а заодно сорвали побег.
В шатер ворвались рыцари, и в воздухе повисла зловещая тишина, казалось что мы замерли, позируя невидимому великому художнику и боимся пошевелиться. Еще раз удостоверившись, что Лютер пришел в себя я поставил его на землю, одновременно отодвигая Аделину за спину. Меньше всего мне сейчас хотелось бессмысленного кровопролития.