Странное было чувство – вот так вновь окунуться в то, что составляло ее жизнь столько лет. Теплый свет, шумные голоса, в задних рядах кто-то крикнул «Тише там!», кто-то отругнулся и возникла стремительна невербальная дискуссия на тему искусства. Какая-то часть мозга фиксировала происходящее, но по большей части девушка и музыка вновь слились вместе. Как будто проснулась от странного сна, где она не пела о приключениях, а сама влезла в них по самые эти самые…
Это была иллюзия, но иллюзия приятная, вот так вернуться к нормальному (для разухабистого барда) образу жизни. Однако Ульрика не могла побороть беспокойство, чем там закончатся переговоры в башне. Рану на руке девушка тщательно залечила прежде всего, и не только потому, что та мешала бы играть… Так что Ульрика более-менее сосредоточилась на основной задаче – поработать над имиджем Баки.
Разогрев публику несколькими веселыми песнями, девушка перешла к основной теме. Песня была не слишком серьезной, тоже приправленной смехом. О парне из деревушки в глубине лесов, голенастом и вихрастом, то простоватом, то с хитрецой, который отправился в столицу, и стал оруженосцем отважного рыцаря. О том, как отважный оруженосец со своим бьющим без промаха арбалетом несколько раз спасал и катара, и всю командую. Ульрика в этих местах добавила юмора, мол, вот они рыцарь в блестящих латах, священник, ученый маг и сыщик отважно ввязываются в бой. И дело плохо, но тут, откуда ни возьмись, выскакивает хитрый оруженосец и клац-клац-клац, отстреливает всех врагов. И когда отважные герои сразили-таки злобного мага, но почти все полегли, верный Эйден отправился принести вещи погибшего рыцаря и историю о храбрости и горестях обратно, к семье павшего катара… Ульрика решила объезжать тему Данска и Мордова на кривой козе десятой дорогой, по личности мага прошлась иронически и без деталей. Сказано – злой колдун, значит злой колдун. Черная мантия, цыплячья шея, впалая грудь, бледная рожа. Ей нужно было не напугать, а вызвать улыбки. Но на последнем куплете мелодия, придерживаясь общей темы, стала плавней, более печальной. Юный Эйден, глотая слезы о павших друзьях, направлялся в сторону рассвета, рассказать родным павших о потере и героизме…
Когда отзвучали последние ноты, Ульрика приглушила струны. Внезапно на нее накатило, хотелось не то ,что расплакаться, завыть в голос от всего пережитого. Бард уронила голову на грудь, чтобы волосы упали на лицо и мысленно влепила себе изрядную пощечину. Это был священный закон цеха – представление должно продолжаться. Скрутило живот, за сценой пожар, в доме покойник, на улицах чума – пришла играть, так играй. И пальцы вновь вспорхнули над струнами, вызывая легкую, веселую мелодию, Ульрика легонько толкнула ногой мальчишку с конюшни, который сегодня аккомпанировал с бубном (то не в склад, то в лад), и музыка взметнулась, легкая, ритмичная, под которую хотелось танцевать.
Когда наступила пора исполнителю передохнуть и приложиться к кружке, девушка постаралась подъехать к хозяину с расспросами о здешних порядках. Мол, что за человек тут капитан, сильно ли суров, и что, кстати, за тема с женщинами, которым нельзя в башню.