«Норберт», — поправил голос в подсознании вокалиста. — «Меня зовут Норберт, потому что это производное от не-Роберт. Я не Роберт. Легко догадаться».
Ангария не пошевелился. Только зрачки на мгновение метнулись к Кэт, заливая душу жалостью и отчаянной болью. Несчастная Кэт! Она была неправа, а её слова звучали хуже, чем ложь. Не требовался д'Анжело, чтобы понимать это. Норберт не осуждал кузину за маленькую спасительную слепоту. Подросток понимал, что его Кэт — такая деловая, такая смекалистая и хлопотливая молодая мисс Ривз — просто не осознаёт, что на самом деле случилось. Неловкая в жизни, неловкая в любви, она даже псевдоним выбрала затасканный по всем литературным прачечным мира. Куда уж тут.
Он сам, с высоты своих важных семнадцати лет, чувствовал правду Дэвида куда лучше, чем Кэтрин. Точно так же, как Кристин чувствовала настроение других людей лучше, чем он сам. Это ведь не вопрос опыта, это вопрос подхода. Точки зрения. Готовности принимать истину. Вот у милой девушки-вампира оказался высокий эмоциональный интеллект, а Норберт уверенно шёл к пьедесталу алиенации.
Норберт всегда воспринимал мир через звук, а не смысл. Слева гремели доски, разбираемые Коулом. И это значило, что доска А смещается относительно доски Б. Под черепом жужжала кровь. Так проявлялись последствия травмы внутреннего уха и зачаток геморрагического шока. Д'Анджело не понял одного — Норберт Ангария не нуждался в других путях, как не нуждается в самообмане и нравственных уловках морально голый человек.
Потому что единственная разумная политика: это стоять и смотреть. Потому что Либхерр и Катерпиллар в его детстве не превратились в драконов, сколько бы он того ни хотел. В каком-то смысле между фантазиями одинокого ребёнка и жутким ритуалом Дэвида не существовало разницы. Стоунхендж из вырванных ногтей защищал ворота в Страну за туманами, но вместо народа холмов там жил эскапизм. Пути, которые вели к нему, отличались только названиями: экскаваторы Норберта и эскапада Дэвида. Но Дэвиду не стать новым фирболгом среди немидов. Маскарад не нужен, когда тебе плевать на своё лицо.
— Выходи, Дэвид, — снова позвал Норберт. — Пора.
Каким же уставшим он себя чувствовал...